Пуля в глазу

Воспоминания… Остались только они. Среди них был поход в магазин, то, как я придумал ему имя, наша встреча… И все. Не было ничего раньше. Было только позже. Примус не помнил ничего раньше первого дня у меня. Он очнулся здесь и с тех пор жил у меня. Пару часов ранее его отключки в переулке еще были. Ему действительно попали в глаз, но кто это был — видно не было. Он действительно бежал и прятался, но с тех пор воспоминания были только звуками. До момента, пока я не включил его. Настало время сделать это снова.

* * *

Примус довольно болтал ногами, пока я сворачивал провода, выключал аппаратуру. Как приятно стало снова убрать все это подальше, в захламленные шкафы, куда-нибудь за старую одежду. Пусть оно пылится.

— Дал?

— Да?

— Так, что там было? Мне кажется я не вспомнил ничего нового…

О нет. Вот она, худшая часть. Свернув очередной провод в огромную сумку и закрыв ее, я присел рядом с Примусом, собираясь с мыслями. Не знаю, как он отреагирует, боюсь, его не сильно обрадуют новости.

— В твоих… Воспоминаниях, полагаю. Там было много записей, что-то из недавнего, но… — он уже знал, что за «но» — но ничего дальше нашей встречи, Примус.

Он снова начал трещать. Громко и отчетливо, будто что-то сгорало внутри. Как бы он и правда не разгорелся от перенапряжения.

— Но было и что-то до этого, совсем немного… Как тебя подстрелили и как ты убегал, лежал в том самом переулке…

— Подстрелили? — он глядел на меня с абсолютным непониманием и животным страхом. Конечно. Он не помнил.

Схватившись за голову Примуса начало мотать то влево, то вправо, это была очередная паническая атака. Это он сказал мне, как это правильно называется. Я решительно схватил его, прижимая маленькое, холодное тельце к себе. Он еще бился, вырывался. Не знаю, зачем, его будто рвало куда-то. Но схватил мою руку, сжимая ее до невыносимой боли, бился ногами, мальчик совсем не мог контролировать свою силу сейчас. Я взял его запястья в свои руки. Он успокоился, прижавшись ко мне. Кажется, малыш уснул… Так много потратил энергии на этот всплеск, что вырубился прямо у меня в объятиях.

Я аккуратно переложил Примуса на диван, накрыв сверху лежащим рядом пледом. Он дернулся разок, но вновь не включился.

«Все нормально» — уверял себя я. Конечно, он еще включится. Он уже так делал однажды… Все будет в порядке.

Настало время навестить Трисс.

Ещё на лестничной клетке я почувствовал что-то… Что-то холодное и скользкое. Такое… Будто пенилось во рту. Мне не хотелось открывать ее дверь. Ключ-чип был очень холодным у меня в руке, хотя я держал его давно. Лестница давила на все вокруг… Было так неприятно. Плитка показалась мне грязнее, чем обычно… Хотя здесь никогда и не убирались. За дверью я не услышал ни шагов, ни воды, ни кипящего чайника, как обычно. Может, она куда-то ушла? Или еще спала? Было бы крайне грубо разбудить ее…

Но она попросила меня прийти. Я открыл дверь квартиры. Солнечный свет из гостиной ослепил мне глаза, один лишь силуэт закрывал окно. Из моих рук выпал пакет.

5

Она слезла с петли, тряслась и задыхалась. Я взял ее в охапку и посадил на диван, снял со стула рядом полотенце и укутал её еле живое тело. Она была вся в поту, мокрая, будто из бассейна. Я прижал её к себе, крепко-крепко. Комочек жизни крутился у меня в руках, пока я старался успокоить свою подругу так, как только мог, сильнее сжимая её плечи. Она дрожала в моих объятиях, с каждой секундой всё сильнее, её било в конвульсиях.

Её хрупкое и мягкое тело было напряжено до предела. Я никогда не видел её такой. Мягкие и нежные руки с её почти невесомыми движениями будто были опоясаны верёвками с грузами на каждой. Она двигалась резко, почти невыносимо тяжело. Ногтями она царапала мою кожу, вцепившись в мою шею она стала растягивать ворот футболки, да так сильно, что я начал волноваться за сохранность одежды. Мне не хотелось её отпускать. Кажется, только я отвлекусь, только расслаблюсь и она прыгнет в петлю снова.

Судорога, мышцы, готовые порваться от напряжения, громкое, будто захлёбывающееся дыхание. Я помню это. Я помню песок, сильный ветер, кровь на песке. Я помню открытую рану, звуки… Непрекращающийся звук стрельбы и взрывов. Он лежал на моих руках и умолял пристрелить его, но почему он улыбался перед смертью? Может вспоминал свою семью? Может думал, что наконец отправится к своей дочери?