— Когда моё тело окончательно очистилось я поняла, что больше ничего не осталось. Я стала всем вокруг, мои мысли стали единым целым с этой квартирой, с этой комнатой, с этим городом. Каждый день мне снился один и тот же сон. Я видела город, красочный и яркий город. Жаркий и людный центр, холодный и неприветливый наш с тобой район, Дал. И каждый человек, я видела каждого, кто был дома, кто выгуливал собаку, кто напивался до потери пульса, кто ширялся в туалетах, кто занимался любовью за закрытыми шторами и ебался в вагонах метро, Дал. Я видела всё и всех. Сначала я их ненавидела, каждого. Они каждый день имели столько возможностей, столько целей, убеждений и тратили свою жизнь. Но это ведь не трата, это ведь наслаждение. Те, кто строят карьеру тратят жизнь так же пусто, как и те, кто находятся в трипе дни и ночи напролёт. Я нашла столько интересных людей. Они все, я следила за ними, пока могла и придумывала им свою личную жизнь. В итоге я смогла единиться с ними. Со всеми. Я чувствовала, как стала сердцем города, их прокуренными лёгкими, их просаженной печенью. Я и стала городом. Но я хотела большего. Мне было просто необходимо выйти отсюда, город, которым я стала был лишь малой долей всего мира. Даже наша страна. Мне хотелось посмотреть всё, до чего можно дотянуться огромными всепространственными руками. Но тело. Оно мешает мне, я чувствую, как меня тяготят мои ноги, я чувствую, как моя плоть меня держит на костях и мне от этого мерзко. Пустая, пустая оболочка. И если я избавлюсь от него, отравлю его, убью его я смогу жить дальше. Я смогу жить так, как всегда этого хотела. Но что я могла бы сделать? Заморить себя голодом, да и только, но я не видела снов, когда отключалась в голодных обмороков, мне приходилось есть. Я почти не могла двигаться, но вставала каждый раз, когда ты приходил, чтобы заварить чаю, чтобы услышать о том, что мои действия это не мои галлюцинации, а написанная мною для других жизнь наконец сбылась. Но ты жил в отдельном, своём мире. Что сделала с тобой война, Дал? Что она сделала со всеми нами? Я видела калек, что отправили домой и они должны были вернуться и радоваться своей семье, жить на пособия и пенсию, но от них избавились как от игрушек, как от использованных презервативов в огромной пропагандистской оргии, а остальные лишь игнорировали их существование, наше существование. Почему никто до сих пор не подумал о них? Почему никто не подумал о нас, Дал? Почему все, кто есть у поломанных людей это лишь они сами? У тебя осталась твоя сестра, которая хоть не надолго, но приехала к тебе, видишь, у тебя осталась родня, не важно, что случилось с остальными. Но я совсем одна, мой муж оставил меня, оставил меня, как того самого ребёнка, родителей которых отправили на войну и со мной остался только ты, такой же ребёнок. Ты ведь тоже совсем один, нас просто бросили на улицы и сказали выживать. Надеюсь ты будешь счастлив. Один, хотя, пока у тебя ещё осталась твоя сестра тебе нет нужны об этом думать. Пока у тебя есть мой магазин.
Она всё говорила и говорила. Шли минуты, три, пять. Оставалось всего две минуты до стука в дверь, но она продолжала рассуждать о чем-то внеземном. Разве покинув тело она смогла бы обнять землю, как она того хочет? Мне кажется ей не нужно так много. Может ей просто нужно, чтобы обняли её.
Спасатели забрали из моих рук её тело. Почти полностью без сознания. Задавали мне много вопросов, о том, кто я и что делаю у неё, есть ли у неё кто-то близкий. И я не знал, что должен был им отвечать. Мне дали номер врача, сказали позвонить через пару дней. Почему так долго? Она же не в коме, она уже завтра могла бы поговорить со мной.
Возвращаясь домой я уже не знал, чего ждать. Всё время меня преследовал шум.
Дверь в подъезд. Шум сигналок скорой помощи. Абсолютная тишина в квартире. Примуса нигде не было, абсолютно нигде. На кухне стояла использованная не помытая посуда, холодная еда со вчера. В ванной было пусто, валялись грязные вещи. В гостиной работал телевизор на полной громкости. Значился номер канала «1135»… Сколько же время он провел перед телевизором? Книги были скинуты с полок и перевёрнуты.