— Ты прикинь, Джори, а он сосать не хочет, волосня ему, видите ли, мешает, — проинформировал брата Халл. — Предпочитает, наверное, чтоб его драли постоянно. Но вот я… Я как раз другое люблю. Слышь, столица, не люблю я говно на своем члене, понял? А вот когда сосут — это мне, типа, ой как нрааавится.
— Время загнать болид в гараж, — издал клич Джори и пристроился сзади Грэя.
Щеки мужчины от напряжения наполнились воздухом: проникновение влажной головки… продвижение вглубь, и…
…«болид» Джори ловко вошел в «гараж» Грэя. Он громко выдохнул воздух. Не сказать, чтобы боль была настолько прямо дичайшая, насколько дискомфортно было давление внутри, противное чувство переполненности. Мозолистые ладони Джори вцепились в бедра Грэя, движения парня участились.
— Тебе повезло, что Халл дуплить не любитель. У него зверь еще больше моего будет.
— Ну же, Джори, — ухмыльнулся старший брат. — Где твои манеры? Дерешь чувака, так будь добр, хоть подрочи ему.
Джори вошел в стабильный ритм, каждый толчок глубоко, прямехонько по кишке.
— Слышь, городской, я извиняюсь. На серьезе. Это было не шибко гостеприимно с моей стороны.
Рука Джори прошла под правым коленом Грэя и схватила его член и мошонку. Парень сжал их несколько раз, словно доил коровье вымя.
— Ты позырь сюда, Халл, у этого чувака вааще почти ниче там нет.
Гениталии Грэя не подавали никаких признаков жизни.
Халл оскалил свои черные зубы.
— А ты достаточно жестко его?
— Да ты только позырь, Халл! Жестко? Этого городского? Спросишь тож! Да у меня стояк просто нереальный. А булки у чувака не шибко больше пары оливок. Так что заходит глубоко, как доктор прописал!
— Бьюсь об заклад, он ваще импотент, — Халл опустился на колени, его мошонка была ровно напротив лица Грэя. Старший из мучителей стянул с себя комбинезон, взял в руку свой член. — У меня кой-че для тебя есть, городской. Большой горячий «чупа-чупс».
Глаза Грэя вытаращились на то, что было перед ними, до размера пятидесятицентовой монеты с изображением Кэннеди[3].
— А теперь ты сделаешь мне приятно. А если вдруг надумаешь кусаться, знай, че я те глаз тада вырежу и сожрать заставлю. Ты мя понял?
Грэй отчаянно закивал головой в знак согласия.
Халл потянул на себя сморщенную крайнюю плоть, и взору Грэя предстала розовая головка, покрытая смегмой.
— А теперь, городской, открой рот, как на приеме у доктора, и скажи: «Ааааа». И не парься о белом десерте на моем члене. Немного творожку тебе не повредит. Считай, что угощаю.
Грэй, остолбеневший от ужаса и стыда, закрыл глаза и открыл рот. То, что туда вошло было по ощущениям походило на шею сырой индейки. Только значительно крупнее в размере.
— А че ты яйца мне не ласкаешь? Начал быстро, я сказал, — грозно приказал Халл.
Чтобы сделать это Грэю понадобилось переместить весь свой вес на одну ладонь. И то, что сейчас оказалось в другой руке наощупь напоминало два плода киви, только очень больших.
— Давай, городской! Вишь! Ты, типа, можешь, када захочешь. Соси, как тя папочка учил.
Он попытался собраться, как-то абстрагироваться и попытаться понять, как все сделать грамотно, по реакции уловить, что понравится Халлу. Прилетевшая пара жестких ударов по голове, показала, что Грэй пока еще не встал на верный путь, но затем… Все же получилось должным образом отвлечься: он представил на месте Халла себя, что сосет себе. Во рту появилось достаточно слюны, губами получалось крепко обвивать ствол, язык нашел уздечку и с нажимом ходил по ней взад и вперед.
Мужчине показалось, что, наконец, у него стало получаться, как Халл, захлебывающимся от ярости голосом, заорал:
— Ты просто сраный бесполезный кусок гoвна. От тебя никакого проку. Надо прям сейчас тебя угандошить. Тот, кто настолько бестолков в работе головой, не заслуживает права жить.