Пульс абсолюта. Начало начал

Они представляются столь непритязательными, но они содержат тайны, и чтобы раскрыть их, надо использовать парадоксальные слова. Если бы их стал изучать логик, он бы сказал, что они полностью абсурдны.

Артур Кестлер, великий мыслитель Запада, много потешался над восточным взглядом на вещи. Он осудил его как абсурдный. Что может быть абсурднее следующего утверждения: высший духовный элемент ближе близкого и дальше далекого? Вы в своем уме? То, что близко, должно быть близким — как оно может быть далеким? Высший духовный элемент неподвижен и притом движется. Что за бред вы несете? В том, что вы говорите, нет никакого смысла. Высший духовный элемент находится внутри и пронизывает внешнее тоже? Если это так, тогда в чем различие между внешним и внутренним? Если он внутри, как же он может быть снаружи? Или если он снаружи, как же он может быть внутри? Если он далеко, то, пожалуйста, так и говорите, не говорите, что он близко. А если вы говорите, что он близко, тогда, пожалуйста, прекратите говорить, что он далеко.

Вот так аргументирует Кестлер. Если вы преданы своим собственным установкам, вам понравятся убеждения Кестлера. Он очень честный человек, и я предпочитаю его честность альтернативам, ибо для такого человека могут быть найдены пути. Кестлер говорит: «Я считаю такие утверждения нелогичными. Они исходят от сумасшедших, но сумасшедшему, если он говорит такое, можно простить». Но Кестлер не знает, что за последние годы даже наука оказалась в таком же положении и начала делать подобные заявления. Даже Эйнштейн говорит на таком языке.

Оставьте их в покое. Мудрецы вполне могут быть безумными людьми. Они определенно не претендуют на то, что они не сумасшедшие, ибо никто в этом мире, за исключением безумца, не заявляет, что он не сумасшедший. Мудрецы столь разумны, что они вполне готовы быть безумными. Те, кто достигают высшей мудрости, согласны на то, чтобы их считали глупцами.

Вчера я говорил кому-то, что притязание на мудрость является единственной глупостью. Никто, кроме глупцов, никогда не претендовал на мудрость. Все мудрые люди, родившиеся в этом мире, говорили: «Мы круглые дураки, мы ничего не знаем. Мы знаем только то, что ничего не знаем. Когда мы начали узнавать, мы начали осознавать, что мы глубоко невежественны». Даже Кестлер не может сказать, что Эйнштейн безумен. Но за последние десять лет возникла некая трудность — та трудность, которая в свое время встала перед Упанишадами. Такая трудность возникает, когда некая мысль, некий поиск касается высшей тайны. Когда мудрец Упанишад пришел к этой высшей тайне, абсолютному атману, ему пришлось пользоваться парадоксальным языком. Он сказал на одном дыхании: «Высший духовный элемент очень далек и притом близок». И у мудреца одно последовало за другим так быстро и непосредственно, что вы не можете подумать, что он далеко. Мудрец сказал, что высший духовный элемент близок, и тут же сказал, что притом он далек, так что вы не можете совершить ошибку, подумав, что он близко. То, что было сказано первым, тут же отменяется в следующем утверждении. Сейчас открытия науки приближаются очень близко к этому высшему духовному элементу.

Ученые были сильно озадачены, когда был открыт электрон. У них не было слов для его описания. У человека есть слова для всех вещей, но ученые оказались в замешательстве: какое слово следует им использовать для него? Следует называть электрон частицей или волной? Частица и волна — это разные, противоположные вещи. Частица не может быть волной. «Частица» означает означает нечто стационарное. «Волна» означает нечто плывущее, текущее, находящееся в непрерывном становлении, непрерывно меняющее форму свою, это процесс. Волна есть процесс.

А электрон? Каков его статус? Два ученых изучают его. Один из них говорит: «Для меня он выглядит, как волна». Другой говорит: «Мне электрон представляется частицей». Еще один ученый говорит: «В какой-то момент он выглядит как частица, а в следующий момент он выглядит как волна. Он есть и то, и другое одновременно». Поэтому возникла большая трудность с выбором логического понятия для электрона. Ни в одном языке мира не было слова, означающего частицу и волну одновременно, — слово, которое могло бы означать и то, и другое в одно и то же время. Поэтому ученые придумали для этого новое слово — квант. Слово «квант» подразумевает и волну, и частицу одновременно.

Кестлер назвал бы Эйнштейна, Планка и других подобных им безумцами. Он считал бы их сумасшедшими. Кто-то спросил Эйнштейна: «Что вы на это скажете? Как это может быть одновременно частицей и волной?» Тот ответил: «Как я могу решить, что возможно и что невозможно? Я могу лишь сказать, что это так». Спрашивающий сказал: «Это ваше заявление опровергает все наши логические законы и принципы. Отметается вся логическая теория, предложенная Аристотелем». Тогда Эйнштейн ответил: «Что же я могу поделать? Если перед лицом факта приходится отбрасывать логику, тогда она должна быть отброшена. Факт не может быть отброшен. Вы меняете ваше логическое рассуждение».