Но вернемся к хибинским сопкам. Кое-где здесь от вершины до подножья — как будто полоса белого полотна безо всякой растительности: тут когда-то сошла снежная лавина, сметая все, что встретила на своем пути, — живое и неживое, — погребая его под многотонным слоем снега такой плотности, что по нему, не проваливаясь, могли идти бульдозеры.
Поздним вечером мы сидели в уютном теплом холле базы отдыха Кольского филиала АН СССР. Смотрели по цветному телевизору чехословацкую комедию, окна были плотно зашторены. Утром мы узнали, что именно в этот поздний вечер было северное сияние. Кто-то из работников базы, услышав утром наш разговор, сказал: «Ведь вчера ночью было! Видели?» — «Нет, — ответили мы, — что ж нам не сказали?» — «Так обычное ж дело, — ответила девушка. — А вы что, не видели никогда?» Мы удивились, что оно было, а девушка была удивлена, что кто-то не видел северного сияния ни разу в жизни и готов был встать среди ночи, чтобы посмотреть на это «быстро меняющееся свечение отдельных участков ночного неба, наблюдаемое временами преимущественно в высоких широтах. Происходит в результате свечения разреженных слоев воздуха на высотах 90—1000 км под действием протонов и электронов, проникающих в атмосферу из космоса» — как сухо и бесстрастно определяет это чудо природы «Энциклопедический словарь».
Когда начинали разведку и разработку апатитов, не было даже карт, все было впервые. Академик Ферсман вспоминал: «Здесь можно открыть реки, протекающие 80 км по широте, а не по меридиану, как указано на картах; вы можете натолкнуться на крупнейшие горные вершины и водопады там, где на карте показана болотистая низина, наконец вы совершенно не уверены, что точки на наших картах не отнесены на 50 км к западу или востоку, что реки текут действительно в указанном направлении...»
Однако месторождение было разведано, оценено, и за Полярным кругом, за чертой, отсекающей, казалось, целиком всякую возможность жить и работать в этих краях, рос город, мужали люди, охваченные одним стремлением — в кратчайший срок освоить месторождение, дать сельскому хозяйству страны отечественный апатит. И это вопреки утверждениям западных специалистов о неосуществимости наших планов. Один из таких «прогнозистов», немецкий инженер Крюгель, говорил на Международной суперфосфатной конференции в 1930 году: «Очень сомнительно, чтобы те большие надежды, которые Советы возлагают на применение апатита, когда-либо оправдались. Климат местности, где встречаются залежи, неблагоприятен, и люди там едва ли смогут жить. По моему мнению, скоро придет время, когда от гордых надежд Советов... ничего не останется».
Думал ли Крюгель и иные с ним, что цитировать его через полвека будут только для того, чтобы показать несостоятельность надежд на усиление зависимости нашей Родины от зарубежных фирм. Сколько было таких надежд на Западе! Столько же их и не оправдалось! Мне вспоминается история, рассказанная на Ижорском заводе. В 1930 году наше народное хозяйство остро нуждалось в мощном блюминге — прокатном стане большой технической сложности. Такие блюминги выпускали тогда в мире только три фирмы — все за границей. Выполнить заказ они согласились, но потребовали на эту работу год времени и 17 миллионов долларов. А ждать было невозможно. Рабочие с Ижорского сказали: «Нам не хватает знаний. У нас мало техники. Но у нас есть нечто большее: большевистское упорство, воля и сила партии — и мы создадим советский блюминг». За 8 месяцев и 27 дней прокатный стан был создан, а иностранные фирмы посрамлены.
В истории Родины множество примеров, когда рабочие, инженеры и техники после отказа зарубежных фирм выполнить нужные нам заказы (по различным причинам — то от невозможности по срокам, то по причинам политического характера, как это было с оборудованием для гигантского газопровода) выполняли их на таком высоком уровне, что иностранные спецы тех же фирм удивлялись.
Так связываются в единую цепь примеры самоотверженного патриотического труда наших рабочих, инженеров и техников в самых разных отраслях народного хозяйства и в разные времена. Где теперь Крюгель? Где стенограммы той конференции? А советский апатит уже в том же 1930 году, когда заседала упомянутая конференция, пошел не только на наши поля, ждущие удобрений, но и за границу на пароходах и в товарных поездах.
...Из окон нашей комнаты не видно на снегу ни тропинки, ни лыжни. Только что прошел снег, сегодня середина рабочей недели, а вот в выходные дни здесь — яркие лыжные костюмы, пересекающиеся лыжни, лыжники — начинающие и мастера, рыбаки над лунками в вечной надежде на клев. Снега — без края и начала, сопки и склоны, а прямо — ровная белая пушистая плоскость замерзшей Имандры.
Ничто не говорило, что мы в центре мировых запасов ценнейшего сырья — «камня плодородия», крупнейших рудников, обогатительных фабрик, рядом с комбинатом, от работы которого в прямой зависимости находится почти вся суперфосфатная промышленность страны, вблизи города, где живут люди, добывающие апатит.