Ведь знаю же, что тогда, всего через десяток лет после отгремевшей гражданской войны, стройка началась в муках бездорожья, связанная со страной лишь хлипкой железнодорожной ниткой, сметанной на скорую руку, на ура, свирепо заносимой сугробами. Железнодорожники, также второпях, будущую станцию будущего города обозначили загадочно: «Вудъявр», а город, чуть позднее, наречен был «Хибиногорск», — вот и пошла катавасия с грузами, блуждавшими как бы в тумане, невесть по каким путям, стремившимся к заколдованной станции «Хибиногорск», в ведомственном реестре не числящейся.
А люди продолжали прибывать: где их селить, чем кормить, во что обуть, как уберечь от цинги, да и что они умеют делать, чем им работать? Ведь неведомо где запропастились высланные лопаты, молотки, гвозди. Как быть с дверными замками? Вся прибывшая партия замков — однотипная, двери первых строений можно отпереть одним ключом. И середь подобной круговерти какие-то вовсе блаженные: колдуют в затишке, заговаривают клочок тундры, что-то тычут в ее хладную плоть, обихаживают любовно. И вот в зимнюю стужу оказывается на моем столе в редакции «Хибиногорского рабочего» — диковинный, смущающий мою душу — букет цветов!
Пройдут десятилетия, в великолепном Дворце культуры Кировска будут отмечать Женский день 8‑е Марта, соберутся нарядные женщины с приколотыми на груди пунцовыми гвоздиками, а я буду рассказывать им, как в давнюю зимнюю стужу, когда люди наши так зябли, нуждаясь в охапке дров, у меня на столе пламенели цветы — подарок молодого ботанического сада. Как я был смущен, а академик Ферсман мудро увещевал меня, уверяя, что без цветов в столь суровом краю люди будут болеть духовной цингой.
А в Ленинграде, в Музее С. М. Кирова, когда соберутся и там ветераны Хибин отметить юбилей маститого ученого Николая Александровича Аврорина — зачинателя заполярного колдовского сада, я с трибуны поблагодарю его за тот давний, незабываемый мною букет, а ныне, от себя лично, вручу ему свою только что вышедшую книгу, заметив, что и она порождена памятью сердца, также вобравшего в себя прелесть цветов, некогда подаренных им молодой редакции моей заполярной газеты.
Ботанический сад Заполярья был проявлением нашей веры в то, что «саду цвесть, когда такие люди в стране советской есть»!
Когда со станции Апатиты (бывший разъезд Белый) машина мчит тебя к Кировску, а особенно когда сторонкой, задами объезжаешь Апатиты, лишь издали любуясь на громады его домов, то на всем пути бросаются в глаза «меты прошлого», они как бы представляют собой летопись развития городов-побратимов: Кировска и Апатитов.
Первые строки этой летописи уже стерты временем, лишь в смутной памяти уцелевших старожилов сохранились невеселые воспоминания о шалманах и бараках. Их уже, конечно, нет, но в пути между городами еще коробят наше эстетическое восприятие дряхлые, хоть и подмалеванные «коттеджи» — некогда столь желанные для настрадавшегося в шалманах люда. Да, не сразу и Москва строилась... Но среди величавой красоты Хибинских заснеженных гор, с таким вдохновением порожденных природой, сподручно ныне и человеку проявить в полную силу талант своего зодчества. Ибо да устрашимся мы насмешки своих потомков, хоть они будут и преклоняться перед иными творениями рук наших, справедливо преклоняться...
Город Хибиногорск был порожден с «камнями в печени». Его заложили строители на берегу очаровательного озера, среди волшебно-красивых гор, но эти горы стали и его роковыми «камнями», ибо зажали город, лишили его возможности роста вширь. Вот почему спустя годы и пришлось с интервалом в девятнадцать километров, у озера Имандра, на линии железной дороги Ленинград — Мурманск возвести город-побратим Апатиты, на приволье равнины, окантованной по горизонту теми же величавыми горами.
Произошла ли ошибка в первоначальном выборе местоположения города? Нет, сказалась не ошибка, а необходимость. Ведь и Петрополь возник «из топи блат» и вот уже более двух веков «как Тритон, по пояс в воду погружен», расплачиваясь за столь необходимое стране «окно в Европу». Чистейшей фантазией было бы закладывать заполярный горняцкий город в двадцати пяти километрах от производственной базы, от апатитовых месторождений, от рудника. Поселок, раскинувшийся вблизи рудничной горы, трагически расплатился за подобную близость под ударом снежной лавины. Кировск расположен в семи километрах от рудника, конечно, отсюда и людям полегче ездить на работу, нежели из города Апатиты.
Но неимоверно расширился объем добычи руды: заложенный полвека тому назад и поныне еще эксплуатируемый рудник имени Кирова давно уступил первенство более «молодому» собрату — Центральному руднику, получившему свое предпочтительное наименование по праву наибольшей мощности, ведь он поставляет Второй обогатительной фабрике больше половины всей добываемой апатитовой руды.