– Не знаю… – девушка с наигранной апатией пожала плечами, копируя почти один в один мимику и манеру поведения Гордона. – Как ты сам сказал до этого, возможно всё. Ты ведь тоже можешь впасть в кому, окочуриться от сердечного приступа или выпрыгнуть в окно. От этих вещей даже ты не застрахован. А вот на счёт остального… Тут, как говорится, не попробуешь – не узнаешь. Можешь смеяться надо мной, но я почему-то уверена, что как раз ТЫ и выполнишь свою часть сделки. Конечно, то, что ты тот ещё отморозок и конченная кобелина дополнительных баллов к твоей личности никак не прибавляет, но что-то исключительное в тебе определённо имеется. Раз уж сама Елизавета Кэрролл явилась в это богом забытое место по твою душу…
Взгляд Марка снова потяжелел и не по-доброму царапнул глаза Элли осязаемым сканером. Одно лишь упоминание о Кэрролл превращала его в едва контролируемого зверя, но хотя бы разумного и то, под большим сомнением. Ибо искушение вновь сорваться и сделать что-то совсем нехорошее жгло его мышцы и нервы похлеще любого убойного энергетика. Да, демонического в нём было на порядок больше, чем человеческого. И то, создавалось ощущение, что от человека у него была только внешность.
– На счёт отморозка, я бы ещё поспорил. Это, вообще-то, не я сижу тут напротив своего несостоявшегося насильника и не умоляю его себя трахнуть, за одержимую идею-фикс попасть в Нирвану. Хотя… Может всё не так уж и плохо. Вдруг в тебе действительно заложен неплохой потенциал, и тебе даже получится меня завести. Титьки у тебя вполне себе даже ничего, да и дырка пока ещё не раздолбана до необъятных размеров. Но и ты должна понимать, насколько я в подобных вопросах искушённый мальчик и едва ли меня можно будет пронять одним видом женской обнажёнки. Стараться придётся не только мне, киска. Тем более, сегодня я себе уже дрочил, так что заряжаться по второму кругу…
Грёбаный ублюдок!
Мужчина вдруг потянулся к бутылке, противореча собственным словам. Едва ли новая доза алкоголя подействует на него желаемым эффектом афродизиака, поэтому Элли отреагировала практически сразу же, выхватив ядовитое пойло прямо из его руки. Гордон от неожиданности и удивления даже брови приподнял.
– Раз уж ты намереваешься меня трахнуть и тебя надо завести по-новому, не лучше ли это сделать на трезвую голову? Мы оговариваем секс-терапию надо мной, а не над твоим вялым членом. Упиться ещё успеешь. Желательно уже после…
– Ну ты и… – он качнул головой, самодовольно скалясь и совсем уж неожиданно переходя на русский мат, – бл*душка. Уже не терпится, чтобы тебе засадили?
– Вначале засади, а то кроме словесного поноса, я так до сих пор ничего конкретного от тебя и не дождалась.
– Я реально х*ею, детка!
– Так ты будешь е*ать мою пи*ду или мой мозг? – девушка не удержалась и спросила его по-русски с милым, можно сказать, очаровательным лёгким акцентом.
Губы Марка растянулись едва не до ушей, в более восхищённой, чуть ли не по-детски восторженной улыбочке. В слегка затуманенных глазах вспыхнули демонические искры коварного предвкушения. Можно подумать, это и стало последним аргументом, рубанувшим его непреклонное упрямство под самый корень.
17 часть
Он жил всего через два дома от фотостудии Фильцмана на Мелборн-Стрит, в одной из старых, малогабаритных построек, сохранившихся в этом районе каким-то чудом ещё с 40-50-ых годов. Его квартира походила на те комнатки, что так часто любили снимать в чёрно-белых фильмах того времени и вошедших в киноклассику обособленным киножанром криминальной драмы под французским термином Нуар. Как правило, в подобных лентах фигурировала мрачная атмосфера беспросветного фатализма, насыщенная циничным пессимизмом и почти стёртыми гранями между положительными и отрицательными персонажами. Ну и, само собой, с обязательным присутствием лживых героинь с внешностью роковых искусительниц, ради которых героям-мужчинам приходилось идти на преступления и даже убийства.
Одно из окон подобных квартир обязательно выходило на железный балкон с пролётами пожарной лестницы на нижний и верхний этажи. Истёртая до трещин классика давно обветшалого квартала с уровнем жизни чуть ниже среднего (а может и намного ниже). Жильё Эльвиры Бабич мало чем отличалось от Гордоновского, разве что всегда сверкало идеальной чистотой и было обставлено почти что винтажной, но ещё вполне добротной мебелью. Во всяком случае, у неё хотя бы имелась настоящая кровать, а не один полуторный матрац, как в опочивальне у Марка, занимавший почти треть всего пола помещения прямо под окном.