— Зачем? — проворчал я. — Почему надо делать это именно сейчас?
— Ты можешь лежать, — бросила она, и, осмотрев обе тянувшиеся вверх складки, стала взбираться по той, что слева. Примерно с минуту я наблюдал за ее подъемом.
…Насколько я мог понять, та, в которой мы сейчас находились, заполнится не очень скоро. И, не дав сорваться с языка слову, за которое часто доставалось ещё в детстве, вскочил на ноги и последовал за ней.
Оказалось, что это не так сложно и мучительно, как мне думалось, лежа на спине. Отлогий, усыпанный тут и там крупными скальными обломками, подъем кое-где походил на неровную лестницу. Но даже несмотря на это относительное удобство, нам понадобилось не менее четверти часа, чтобы оказаться на плоской вершине.
Несколько минут ушло на то, чтобы, стоя на резком ветру, ощупать глазами каждый миллиметр горизонта, и затем, когда ноги задрожали от усталости и напряжения, я убедился, что ничего интересного в поле видимости не было и быть не могло.
— На всех остальных скалах тоже по гремучнику, — странным голосом сообщила Каландра.
Я осмотрел вершины. И точно — каждую из четырёх увенчивал гремучник.
— Хорошо, сдаюсь. — Я поднял руки, стараясь, чтобы голос не выдал ни досады, ни усталости. — Как же они туда забрались?
— Ведь ты тоже думаешь, что здесь что-то не так? — негромко спросила она.
Я беспомощно развел руками.
— Не могу разобраться в своих чувствах. Что-то здесь не так, это верно. Но понятия не имею, что именно.
— И я тоже, — выдохнула Каландра. — Терпеть не могу, если чего-то не знаю. — Она махнула рукой на одинокий гремучник, росший в каком-то полуметре от края. — Давай-ка посмотрим.
Стоя у окна моей комнатки-ячейки на сто двадцатом этаже в здании «Карильона», я понятия не имел ни о какой фобии. Но приблизиться к краю отвесного утеса даже при небольшом ветре, пускай на высоте вдесятеро меньше, чем здание в Портславе, было совсем другим делом, и мне пришлось буквально заставлять себя преодолеть последнюю пару метров.
— На мой взгляд, картина вполне обычная, — проговорил я, опускаясь на колени перед гремучником.
— Этот камешек крепковат, чтобы в него внедряться, — заключила Каландра, царапнув ногтем по краю одной из трещин в скале. — Для спор, или чем они там размножаются, необходима какая-то трещина или, по крайней мере, углубление, чтобы из них что-то выросло.
Я раздумывал.
— Возможно. Но с другой стороны, трещин здесь в избытке.
— Или еще один вопрос — почему он здесь один. — Она медленно покачала головой. — А вот этого мы и не знаем.
Я снова поглядел на гремучник. Грибовидное растение росло прямо из скалы, из ее вершины, а вокруг не было ни одного растения, ни живого, ни засохшего. Может быть, они располагают мощной корневой системой, позволяющей добираться до какого-то значительного запаса азотосодержащих соединений внутри самой скалы? В её глубине?
— А ведь может быть и так, что они любят места, где есть выбросы от установок плазменного бурения, — предположил я, и если в моих словах был юмор, то лишь самая его малость.
Каландра зябко повела плечами и едва слышно проговорила:
— Ох, не нравится мне все это.
Я раздумывал. Если мы действительно находились над гнездом контрабандистов…
— И мне тоже.
Неуверенно, если не сказать недоверчиво, она потянулась к гремучнику и дотронулась до оболочки растения. Потом убрала руку и со вздохом поднялась с колен.
— Ничего здесь нет. Пошли отсюда.
Повернувшись, мы направились туда, где закончился подъём, и начали спускаться.
— Ты что, хочешь осмотреть другие, или хватит одного?
— Хватит одного, — ответила Каландра.
— Ладно. — И тут мое внимание привлекло что-то находившееся на противоположной складке. — Подожди секундочку, — воскликнул я, схватив её за локоть.
— Что? — спросила она внезапно изменившимся голосом.
— Видишь, вон там, бесцветные пятна на скале, сантиметров двадцать в поперечнике, видишь? — У меня в животе похолодело. — Они как бы сходят вниз.
Каландра смотрела на протянувшуюся складку, наверное, с минуту. Затем без слов начала спускаться.
Вторая складка была не круче первой, и поэтому мы относительно легко сумели взобраться и по ней. Ближайшее из этих обесцвеченных пятен находилось метрах в десяти и вскоре подверглось пристальному осмотру. С самого начала стало ясно, что пятно отнюдь не было плодом моего воображения, причем было не случайным вкраплением какого-то другого минерала, а участком самой скалы, изменившим цвет под воздействием извне.