Макс мысленно пел дифирамбы создателям пульта. Однако, конечно же, не обошлось без обломов, иначе Макс не был бы Максом. Когда после своего эксперимента с “сывороткой правды” он спросил Катю, уже находившуюся в сознании бодрствования, что стало с тем ухажером, с которым по ее словам она начала встречаться, когда отшила его, Макса, несколько месяцев назад, она сказала, что тогда все выдумала и что никого у нее не было все это время. Видя негодование в глазах Макса, Катя поспешила заверить его, что по отношению к нему она никогда бы так не поступила, чтобы лгать. Потому что он, Макс, особенный. С трудом скрывая свою злобу, он вывел “либидо” на максимум, а затем скромно ввел в поле текстового меню “оральный секс”, сгорая от желания сладкой мести за явную ложь. Ведь до сих пор, он не решался на такое, наивно полагая, что Катя до сего дня лишь скромно посасывала коктейли из соломинки. Но вместо “неполноценного сексуального акта”, о котором несколько минут назад она рассказывала, лежа на кушетке, Катя стянула с себя трусики и, смущенно поглядывая на Макса, раздвинула свои ножки. Она поманила его пальцем и откинулась на кухонном столе, уставившись в потолок с загадочной улыбкой Моны Лизы.
– Я… такого еще никогда не… – растерялся Макс.
– У тебя получится, дурачок, – прикрыв глаза, она замерла в предвкушении, – у меня тоже это будет впервые. Ну… по крайней мере, еще никому не удавалось довести меня таким образом, – она развязала поясок халата и распахнула его, – поцелуй меня в животик.
Первый раз Макс видел так близко то, из-за чего произошло большинство убийств и всех кровавых конфликтов на земле. Оно было аккуратно, как с картинки и полностью эпилировано при помощи воска. На теле у Кати вообще не было ни единого лишнего волоска. И с мыслью о том, что нет повести печальнее на свете, чем повесть об упущенном минете, Макс принялся открывать для себя новое.
****
Тем не менее, уже в тот же вечер при помощи пульта ему удалось конкретнее “разъяснить” ей, что он подразумевает под оральными ласками. Первый раз в жизни его член испытал все прелести минета без презерватива. И хотя по уверениям Кати она была скромна и неопытна, ее горячий язычок и влажные губы работали так, как будто от них, а не от голосовых связок и диафрагмы, зависело Катино поступление в венскую школу вокала. Макс лишь тешил себя той мыслью, что это врожденный сосательно-хватательный рефлекс, который по утверждению его тети акушера у девочек развит лучше, чем у мальчиков. А сам он где-то читал, что именно умение сосать сыграло важную роль в выживании млекопитающих. Его размышления прервало ощущение приближающегося сильного оргазма, как раз на той самой мысли, что утиные губы на фотографиях одиноких девушек не такой уж и глупый способ попытаться выйти замуж. Макс честно пытался высвободиться, чтобы избежать семяизвержения, но Катя одной рукой взяла его за зад, а другой нежно за мошонку, доведя дело до конца.
Теперь каждый день после работы, он буквально летел к ней домой, будучи уверенный в том, что счастье – это когда идешь к любимой девушке в гости и знаешь, что сейчас стопроцентно будет секс. Все остальное теперь, по мнению Макса, было лишь иллюзией счастья. Как-то давно, когда он гостил у своего деда в деревне, тот сказал ему, что большинство мужчин до конца своей жизни имеют только лишь образ своих идеальных отношений с девушкой. В этом образе ему и ей по семнадцать лет. И всю жизнь мужчина пытается добиться этого образа из своего воображения, забывая о том, что семнадцать лет ему больше никогда не будет. Сначала он считает, что не достоин своего образа пока не подарит девушке красивые сережки. И он вкалывает, чтобы заработать ей на эти сережки, или чтобы сводить ее в ресторан. Потом он много работает, чтобы купить квартиру, в которой он будет заниматься сексом с этой девушкой и машину, чтобы возить ее в эту квартиру. Но вся беда в том, что сережки, квартира и машина приходят много позже, когда идеальная девушка из его образа заменяется на реальную. Та идеальная теперь с другим и сильно постаре ла, да и он сам уже не молод. Конечно, дед имел ввиду не квартиру, а избу. А о машине во времена его молодости и не мечтали. Лишь только под конец жизни он ездил на старой шестерке. В рестораны же деревенских девушек никто не водил, ограничиваясь походами в сельские клубы и кино. Но смысл его слов Макс интерпретировал верно.
– Вот ты все свои книжки читаешь, а Машка, вон, соседская по тебе росой исходит, – говорил ему его добрый подвыпивший дед, вставляя “Приму” в мундштук.
– Деда… перестань, ну…
– Эх, внучара ты глупая моя… Если бы мне сейчас твою молодость! – Дед добродушно засмеялся, причмокивая, когда раскуривал дымную сигарету.
– О… Не начинай опять мозгосверлений с высоты прожитых лет.