Пункт назначения – Москва

А вот и первые пленные! Каждый из нас пристально рассматривал их, стараясь узнать как можно больше о новом противнике. Их оказалось около пятидесяти человек, то есть примерно взвод. Русские были одеты в военную форму цвета хаки, на них были просторные гимнастерки, все солдаты оказались одинаково острижены наголо, у большинства из них были широкие невыразительные лица.

От находившейся недалеко от дороги крестьянской усадьбы донесся крик – это звали санитаров. Вместе с Дехорном и Вегенером я поскакал туда и увидел несколько гражданских и множество раненых русских солдат. Я оказал первую помощь пострадавшим, имевшим более серьезные ранения, и приказал Вегенеру заняться легкоранеными. После этого он должен был сообщить в санитарную роту о месте, где лежали раненые, а затем сразу же нагнать меня.

Оказалось, что в настоящий момент самым лучшим средством передвижения была лошадь. Я пронесся галопом вдоль дороги по полям и таким образом вскоре смог обогнать колонну и опять присоединиться к Нойхоффу.

Неожиданно со стороны ржаного поля, находившегося не далее чем в пятидесяти метрах впереди нас, раздались выстрелы. Над нашей головой просвистели пули. Нойхофф так резко осадил своего коня, что тот встал на дыбы. Все спешились. Адъютант Хиллеманнс и несколько наших бойцов, стреляя на бегу, бросились к ржаному полю. В высокой ржи завязалась рукопашная схватка, раздались резкие хлопки отдельных пистолетных выстрелов, замелькали приклады и послышались яростные крики. Первым изо ржи показался высоченный пехотинец из штабной роты. Все еще крепко сжимая за дуло и ложе свой карабин, он пожал плечами и отрывисто бросил: «Все кончено!» Приклад его карабина был густо забрызган кровью.

Нойхофф и я бросились к ржаному полю. На вытоптанной пашне лежали комиссар и четверо советских солдат. Их размозженные головы были буквально впрессованы в свежевскопанную землю ударами прикладов. Устроенная таким глупым образом засада показалась мне чистым самоубийством. Судорожно сжатые руки комиссара все еще цеплялись за землю и за вырванные с корнем стебли ржи. Наши потери оказались минимальными: у одного бойца колотая рана руки, у другого касательное ранение икроножной мышцы. Немного йода, марлевая салфетка, несколько полосок лейкопластыря, и оба уже были в состоянии снова продолжить путь вместе с батальоном.

– Такого я никак не ожидал! – потрясенно заметил Нойхофф. – Это же чистое самоубийство – впятером атаковать врукопашную целый батальон!

Однако вскоре нам на собственном опыте пришлось убедиться в том, что такие небольшие группы русских смертников представляли собой опасность, которую нельзя было недооценивать. Под командованием фанатичных советских комиссаров большинство из них наверняка не по своей воле осталось в тылу, после того как основные силы русских были обращены в бегство (были вынуждены отходить, чтобы не попасть в окружение. – Ред.). Теперь такие группы прятались среди стеблей высокой ржи, которая давала им отличное укрытие, и ждали лишь удобного случая, чтобы атаковать наши войска, находившиеся на марше. Мы никогда не знали, где и когда попадем под обстрел.

По мере того как поднималось солнце, становилось все жарче и жарче. Над марширующей колонной постоянно висело плотное облако мельчайшей дорожной пыли. Она покрывала буквально все: мундиры, оружие, лица и руки. В плотном облаке пыли солдаты и транспортные средства выглядели как привидения. Время от времени я смачивал губы водой из фляжки и был несказанно рад, когда прозвучал приказ на привал.

Был как раз полдень, и мы расположились на отдых в небольшой роще рядом с дорогой. Неожиданно с востока показались восемь русских бомбардировщиков, которые устремились к нашей колонне. Некоторое время они кружились над нами, чтобы выбрать лучшие цели. Однако на этот раз как нельзя вовремя появились наши «Мессершмитты». Истребители Ме-109 накинулись на русских, как ястребы на стаю голубей. Они атаковали со стороны солнца, пристраивались в хвост своей жертвы и открывали огонь из всех пушек. Закончив атаку, они снова набирали высоту, а затем, переведя машину в пике, опять атаковали противника. Так продолжалось до тех пор, пока русские бомбардировщики один за другим не были изрешечены пулями и снарядами. Сначала из одной вражеской машины вырвались языки яркого пламени, затем из второй, и, как два огромных факела, они устремились к земле. Я был поражен тем, как медленно они падали. У третьего бомбардировщика отвалилось крыло, и, свалившись в штопор, он устремился вниз. Словно два маленьких белых облачка, медленно снижаясь, по небу поплыли два парашюта. После воздушного боя, продолжавшегося не более десяти минут, последний вражеский бомбардировщик был уничтожен.

На мотоцикле примчался связной: оказалось, что один из сбитых русских бомбардировщиков рухнул прямо на нашу артиллерийскую колонну[5] и теперь там срочно ищут врача.