Из своего окопа мы наблюдали за тем, как в 4:30 немецкая артиллерия открыла ураганный огонь по позициям противника. Как зачарованные, мы следили за тем, как реактивные минометы, наше новое оружие,[47]
залп за залпом посылали свои реактивные мины в сторону врага. Однако мы оказались не готовы к тому неистовству, с которым русская артиллерия открыла ответный огонь. Мы были не готовы, однако не очень удивились этому. Потом мы заметили призрачные тени наших саперов, возвращавшихся на немецкие позиции. Под покровом темноты они расчистили в минных полях русских проход шириной около тридцати метров и обозначили его флажками. Затем Маленький Беккер из 12-й роты, поблескивавший звездочкой на новеньких лейтенантских погонах, и лейтенант Олиг из 11-й роты вместе со своими взводами выскочили из окопов и, пригнувшись, устремились к проходу в минных полях. За ними последовали остальные солдаты и оставили меня и Шепански одних в окопе. Через десять минут мы должны были последовать за ними.На востоке медленно разгоралась утренняя заря. Она показалась мне гигантским чудовищем, которое становилось все больше и больше и, грозно нависнув над нами, пыталось нас проглотить. Мы выскочили из окопа, чтобы вступить с ним в смертельную схватку. Как только мы покинули окоп, я почувствовал себя гораздо лучше. Я помчался по проходу в минном поле, а Шепански, стараясь далеко не отстать, за мной. Раздался пронзительный свист снарядов. Мы инстинктивно бросились в неглубокую впадину и как можно сильнее прижались к сырой земле. С оглушительным грохотом снаряды разорвались метрах в сорока справа от нас. На нас посыпались комья земли и пучки срезанной взрывом травы.
Дальше, скорее дальше! Мы должны бежать вперед, прежде чем сюда ударит следующий залп. Я услышал, как у меня за спиной тяжело дышит Шепански. Из последних сил мы ринулись по поросшему колючей травой лугу в узкую ложбину. Оказалось, что она завалена трупами. Сотни красноармейцев лежали здесь в самых немыслимых позах, в которых их застала смерть. Это были непогребенные погибшие солдаты, которые остались лежать на ничейной земле после отраженной нами четыре недели тому назад русской атаки. Мумифицированные трупы в русской военной форме! Они выглядели высохшими и задубевшими, и, когда я случайно задел одно из тел, раздался жуткий глухой звук, как из барабана. Здесь даже не чувствовалось никакого запаха разложения.
Мы взбежали на небольшой холм и, с трудом переводя дыхание, бросились на землю позади нескольких деревьев, дававших хорошее укрытие от шальных пуль и осколков. Я отполз немного в сторону, чтобы осмотреть местность, и посмотрел вверх. Кровь застыла у меня в жилах. В тени густой листвы прятался русский. Он неподвижно сидел на нижних ветвях ближайшего ко мне высокого дерева, прижавшись спиной к стволу, и смотрел на меня. Стараясь даже не дышать, я медленно опустил руку и ухватился за рукоятку пистолета. Мне показалось, что русский не заметил меня.
И тут меня осенило! Да ведь этот русский был мертв! Так же мертв, как и все остальные в этой долине смерти. Когда я подполз к нему ближе, то увидел, что его глазницы пусты и зияют пугающей чернотой. За полураскрытыми потрескавшимися, иссушенными летним зноем губами в жуткой ухмылке скалились желто-коричневые зубы. Его лицо, обтянутое похожей на пергамент кожей, смотрело на нас сверху вниз, словно череп египетской мумии. Тело было совершенно высохшим и изъедено личинками мух. Винтовка убитого валялась тут же, рядом с деревом, на котором он сидел. Вся его форма была изрешечена пулями. По всей видимости, он был снайпером, которого сразила пулеметная очередь. Возможно, другие наши солдаты, как и я сам, введенные в заблуждение его угрожающей позой, также вогнали в безжизненное тело немало пуль.
С вершины нашего холма были хорошо видны вражеские позиции: они находились примерно в четырехстах пятидесяти метрах от нас позади заграждения из колючей проволоки. Мы увидели и бойцов нашего батальона, которые все еще находились вне сектора поражения огнем вражеского стрелкового оружия. Используя любую неровность местности для укрытия, они медленно продвигались вперед. Казалось, что огонь вражеской артиллерии начинает ослабевать, хотя наши артиллеристы все еще продолжали накрывать вражеские позиции массированным огнем. Не причиняя особого вреда, русские снаряды рвались где-то в двухстах метрах позади нас. Воспользовавшись перерывом в стрельбе, мы скатились вниз по склону, догнали отстающих из нашего батальона и оказались всего лишь в двухстах метрах от вражеских траншей.