Прага даже ночью выглядела изумительно, даже не смотря на то тут, то там вспыхивающие перестрелки. Каких-либо видимых разрушений ни недавние бомбёжки, ни только вчера начавшееся восстание городу не причинили, и Савушкин поймал себя на мысли, что в глубине души очень не хочет, чтобы этот чудесный город пострадал от уже, фактически, закончившейся войны. Уж больно он был красив…
Внезапно в машине явственно потянуло гарью. Савушкин всмотрелся в лежащие перед ним городские кварталы – так и есть, война здесь всё же отметилась. Перед ними были результаты бомбёжки – Савушкин научился отличать их от артиллерийского обстрела ещё в начале войны. Четвертьтонные бомбы вырвали из городского ландшафта целый квартал – сейчас догорающий на глазах разведчиков. Руины выглядели тем более дико, что вокруг была мирная, спокойная Прага – за все эти годы почти не знавшая ужасов войны. Но не обгоревшие фасады, провалившиеся крыши, дым, гарь, смрад сгоревшей резины – заставили капитана насторожится. В свете по-прежнему горящих, как в мирное время, городских фонарей, впереди, метрах в двухстах, прямо посреди улицы стояла группа бронетехники – странные, ранее им невиданные, трёхосные бронеавтомобили – и рядом с ними парочка чёрных, сияющих лаком, лимузинов, плюс санитарный фургон, грузовик с антеннами на крыше, и в завершение – дюжина «виллисов», которые, в отличие от остальной техники, он сразу признал. Вокруг всего этого скопления техники не было ни души – что было весьма странным. И ещё более странным было – что все машины были явно новые, в заводской краске, без характерных для долгой эксплуатации в военных условиях мелких повреждений. Как с конвейера… Чёрт, да чья ж это техника? Точно не повстанцев, вряд ли – немцев, и уж точно – не власовцев….
Как будто угадав мысли своего командира, Некрасов, снизив скорость и приняв вправо, поближе к густым зарослям сирени – хрипло бросил:
– Американцы!
Глава четырнадцатая
О вреде бесплодных мечтаний в военном деле, и особенно – в политике…
– И вы здесь, капитан? – Голос полковника Архипова вывел Савушкина из ступора. Командир первого полка власовской дивизии, собственной персоной, стоял на тротуаре в метре от «хорьха» разведчиков, бес его знает, как сумев подобраться к машине таким макаром, что его никто не обнаружил.
Савушкин потряс головой. Вот же чёрт…. Но ответил бодро:
– Ну а где ж мне ещё быть, герр оберст? Меня сюда именно для этого и отправили – держать руку на пульсе событий. Вы, я вижу, с американцами дружбу решили завести?
Архипов покачал головой.
– Не могу вам ничего сказать по этому поводу, капитан. Не имею права. Одно только могу вам сообщить – на рассвете мы уходим из Праги. Только что принято решение….
Ого! Савушкин изумлённо спросил:
– А как же повстанцы? Их же немцы перебьют, как уток на зорьке? С востока эсэсовские кампфгруппы танковым тараном в город входят!
Полковник пожал плечами.
– Больше мне вам нечего сказать, капитан. Да и…. Красные начали движение на Прагу. Вернетесь к себе – послушайте эфир. – После чего спросил: – Вы, как я понял, с Кучинским прибыли; и где мой комбат?
Савушкин растерянно осмотрелся – ротмистра Кучинского ни в «хорьхе», ни поблизости от него не было. Капитан пожал плечами.
– Только что был тут. Может, по нужде отошёл…
Архипов кивнул.
– Что ж, не смею вас задерживать. Более мы с вами не союзники, посему в ваших интересах – как можно быстрее покинуть Йинонице. Вам здесь небезопасно – и как немецкому жандарму. и как советскому парашютисту.
– Спасибо за заботу. Через десять минут мы уезжаем.
– Сделайте одолжение. Через четверть часа я прикажу открыть по вам огонь. Как это ни прискорбно звучит…. – И, развернувшись через левое плечо, полковник направился к зданию штаба, у которого сгрудились американские машины.
– Товарищ капитан, едем? Этот чёрт белогвардейский и впрямь нас велит расстрелять прямо в нашем «хорьхе»… – подал голос Некрасов.
– Ждём десять минут. Не можем мы без комбата уехать.
Некрасов посмотрел на свои знаменитые часы, молча кивнул.
Впрочем, десять минут им не потребовалось – Кучинский ввалился в «хорьх» через несколько мгновений. Предвосхищая вот-вот готовые вырваться упрёки Савушкина, он приложил палец к губам и, хлопнув Некрасова по плечу, бросил вполголоса:
– Гони!
Повторять сказанное ему не пришлось – снайпер тотчас нажал на акселератор, почти на месте развернул «хорьх» и, живо набирая ход, повёл машину в обратном направлении – не придавая значения трамвайным путям, ямам и выбоинам.
– Узнали что-нибудь, Пётр Николаевич? – Спросил Савушкин, как только «хорьх» вывернул на прямую дорогу к мосту Палацкого.
– Узнал. И очень даже много чего! – Кучинский, усевшись поудобнее и держась за рукоятку двери, произнёс: – Во-первых, Власов сегодня ночует здесь, в Йинонице. Это достоверная информация от его адъютанта, капитана Антонова, мы с ним вместе были на курсах в Бунцлау.
– А почему ваша дивизия завтра уходит из Праги? – Спросил Савушкин.