Пунктирная линия

Последние годы Корнилов спал плохо. Привыкать к снотворному ему не хотелось, и он перепробовал массу безвредных и, как оказалось, бесполезных средств от бессонницы. Глотал перед сном ложку меда, запивая его теплой водой, пил часто валериановый корень, ел размоченную курагу. После теплого душа, не вытираясь, ложился в постель. Гулял перед сном по часу или не выходил на прогулки вовсе... Не помогало ничего. Даже чтение скучных книг. Советы врачи давали противоречивые. А его старый друг, доктор Козлов, как-то сказал Корнилову:

— Ну чего ты меня выспрашиваешь? Я и сам не могу заснуть, пока не глотну димедролу и запью бутылкой пива.

Идея с пивом пришлась Игорю Васильевичу по душе. Он попробовал пиво без димедрола. И быстро заснул. С тех пор, ложась спать, он ставил на ночной столик бутылку пива. Действовало неплохо. Получасовое чтение «под пивко» помогало заснуть. Но появились новые неприятности. Стала сниться всякая чертовщина...

В ту ночь Игорь Васильевич вообще не сомкнул глаз. Не помогли ни пиво, ни снотворное. Утром жена спросила с тревогой:

— Ты когда уснул?

— Около двух, — соврал Корнилов. Жена с сомнением посмотрела на него.

— Ты же почернел, Игорь. В гроб краше кладут.

— Сегодня магнитная буря, — попробовал отшутиться он.

Горячий душ и крепкий кофе помогли ему обрести форму. Приехав на службу, Корнилов снова сварил себе кофе.

Сводка за сутки была на удивление спокойной, и Корнилов отменил оперативку. Ему не хотелось сегодня терять время.

В девять тридцать Игорь Васильевич уже знакомился со списком двенадцати Поляковых, проживавших в Гатчине. Среди них был и Поляков Петр Михайлович, 1917 года рождения, проживавший на Парковой улице в доме № 14.

— Здорово все сошлось на Гатчине! — радовался Бугаев.

Как он умудрился в такую рань установить всех гатчинских Поляковых, полковник спрашивать не стал. Отметил только, что майор сегодня тоже подрастерял свой франтоватый лоск. Может, и впрямь магнитные бури на них стали действовать? И смех и грех с этими прогнозами!

— Дедушка в Гатчину ездил? — Семен упорно называл покойного Капитона Григорьевича «дедушкой». — Лежнев с Гатчины начал?! И там же, оказывается, Поляков живет! Есть повод задуматься?

— Поляков на пенсии?

— Как бы не так! Работает главным специалистом гатчинского Гипромеза. И тоже кандидат технических наук. Надо ехать в Гатчину, товарищ полковник!

— Успеем. Скажи мне лучше — ты можешь себе представить ученого, главного специалиста института, стерегущего свою жертву с куском трубы в руке?

— Очень даже могу.

— Семидесятилетнего деда?

— Могу! — упрямо повторил Бугаев.

— Ладно. Свяжись со следователем. Доложи ему о Полякове.

Когда майор ушел, Игорь Васильевич попросил секретаря соединить его с начальником жилотдела того района, где жили Бабушкины. Начальника звали Олег Павлович Зорин. Корнилов коротко рассказал ему о неудобной и холодной квартире Бабушкиных.

— Я знаю эту квартиру, — вспомнил Зорин. — Она не такая уж и неудобная. В парке. Прекрасное место! Но все это лирика, Игорь Васильевич. А сермяжная правда состоит в том, что депутатская комиссия трехкомнатную им не дает. А без нее я ни шагу, так зажали.

Полковник слушал Зорина с неприязнью. Уже месяц, как ОБХСС занимался этим делом: взятки, кумовство, злоупотребления квартирами старого фонда — чего только не числилось за этим человеком!

— Олег Павлович, одна из проживающих в этой квартире женщина больна раком. И мать с взрослым сыном имеют право на отдельные комнаты.

— Имеют, — согласился Олег Павлович. — Но вы же знаете, Игорь Васильевич, между законом и действительностью дистанция огромного размера. — Понабивав себе цену и решив, что полковник не за чужих людей хлопочет, Зорин добавил: — Я на этих днях пошлю туда инспектора, и будем готовить новые материалы на депутатскую комиссию. Напомните координаты...

Корнилов продиктовал адрес Бабушкиных и положил трубку.

Через несколько минут позвонила директор областного архива: судя по архивной описи, следственное производство по делу Бабушкина должно было находиться в синей папке, что лежала у Корнилова в сейфе. А дело Климачева в архив вообще не поступало.

— Где же можно еще искать? — спросил полковник, уже предчувствуя ответ.

— Больше негде, Игорь Васильевич. Наверное, дело пропало в годы блокады. Или кто-то допустил небрежность при сдаче архива.

— А вы не могли бы назвать мне людей, которые работали последнее время с судебными делами времен блокады? — спросил Корнилов.

— Конечно. Подождите немного...

Прошло не более пяти минут, как полковник уже записывал фамилии интересующих его лиц.

А еще через полчаса Филин привез ему из прокуратуры сведения о тех ветеранах, которые работали в осажденном городе. Их осталось совсем немного — девятнадцать человек. Все давно на пенсии. Ни заместителя начальника управления Наркомюста Соколова, ни заместителя прокурора Исаенко, ни судьи Толя среди них не было. Соколов погиб на фронте, Исаенко и Толь умерли еще в шестидесятые годы.