Пунктирная линия

— Послезавтра. Только я не пойду. Не хочу увидеть Бориса в гробу...

Если уж быть откровенным до конца, то Корнилову следовало бы сказать, что он просто боялся, можно даже сказать, панически боялся похоронных церемоний. И жена, зная об этом, сказала после того, как стало известно о смерти Лежнева: «Не ходи на похороны. Пускай он останется для тебя таким, каким ты видел его последний раз. А Вере я все объясню. Она поймет. Помоги лучше оформить всю эту похоронную канитель».

23

Когда Бугаев ушел, полковник подумал: «Вот и все... Если птичка еще не улетела, можно подводить итоги. — Мысль о птичке заставила его невесело усмехнуться. — Хороша птичка! Орел-стервятник». Корнилова уже не очень интересовала поездка в Гатчину, разговор с Поляковым. «Что нового я узнаю от этого прохвоста? В лучшем случае — выслушаю покаяние, вроде того, что уже слышал от старика Капитона. Покаяние под надежным щитом срока давности. А скорее всего и покаяния не будет».

В этом зыбком деле, протянувшемся пунктиром из прошлого, — сплошные потери. Опоздания и потери. Игорь Васильевич подумал о том, что люди, с которыми ему пришлось встречаться в последние дни, совершали нелогичные поступки. Все Бабушкины, эта милая подруга Дмитрия Алексеевича... Он вспомнил доктора-коллекционера, ограбленного собственным учеником. Вот еще один чудак — кто-то обманул его, всучил вместо подлинников копии картин, а ему не хочется рушить иллюзии.

Всю дорогу до Гатчины Корнилов дремал. Медников не донимал его разговорами, ни о чем не расспрашивал. Он знал, что Игорь Васильевич был дружен с Лежневым.

В Гатчине у подъезда районной прокуратуры их ждал высокий молодой парень. Он сел в машину, представился:

— Зорий Александрович Мирзоев, следователь районной прокуратуры. — И добавил: — Поляков дома, два дня назад взял больничный лист. Со вчерашнего вечера никуда не отлучался.

— Он живет один? — спросил Медников.

— С женой. Сейчас у них гостит внучка, девочка лет двенадцати.

— Если жена и внучка дома, придется Полякова везти на допрос в прокуратуру, — сказал Медников и вопросительно посмотрел на Корнилова. Полковник пожал плечами:

— Ладно. На месте все станет ясно. — И спросил: — Зорий Александрович, вам не удалось выяснить, чем занимался Поляков прошлую неделю?

— Удалось. Он так провел эти семь дней, как будто знал, что мы начнем выяснять его алиби!

— Конечно, знал! — сказал Корнилов. — С таким прошлым дожить до семидесяти лет без пятнышка на мундире?! Голова должна быть у человека в порядке!

— Догадывался, что убийства произойдут? — с сомнением спросил Медников.

— Догадывался, что к нему могут быть вопросы.

— Притормозите, — Мирзоев тронул шофера за плечо и обернулся к Медникову: — В этом доме ваш оперативник... — Он улыбнулся. — «Шефствует» над Петром Михайловичем. Я только узнаю, все ли спокойно? А вилла Полякова за углом.

Помощник прокурора скрылся в подъезде новенького пятиэтажного дома из белого кирпича. Домик был неплохой, чистенький, портили его только безвкусные орнаменты под крышей да вразнобой застекленные лоджии.

Он отсутствовал минуты три, не больше. Вернувшись, сказал с удовлетворением:

— Хорошо все складывается! Поляков дома один. Жена с внучкой уехали в город.

Дом Полякова утопал в зарослях сирени и чем-то отдаленно смахивал на старинные постройки Каменного острова. Запущенный, неухоженный сад наводил на мысль, что у хозяев нет ни времени, ни сил содержать его в порядке. Но в дверях приехавших встретил плотный загорелый мужчина с бритой головой, в синем спортивном костюме, рекламной маркой которого служила всемирно известная лилия.

— Сколько гостей! — сказал он спокойно. — Смотрю в окно — машина остановилась. Не каждый день ко мне черные «Волги» подкатывают. Подумал — надо встретить.

Пожалуй, только многословие выдавало его тревогу. «А, может быть, он прирожденный болтун?» — подумал Корнилов. Но тут же отогнал эту мысль. Болтуны быстро попадаются.

— Я следователь ленинградской прокуратуры Медников, — представился Михаил Павлович. Он достал удостоверение, но Поляков даже не взглянул в него.

— Товарища Мирзоева я знаю, — сказал он. — У нас в институте с докладом выступал. О борьбе с самогонщиками. Я подумал, уж не самогонный ли аппарат вы хотите у меня найти?

— Нет, Петр Михайлович. Я должен вас допросить по делу об убийстве.

Поляков озадаченно присвистнул.

— Ну, что ж, допросите. Милости прошу в дом.

Большая прихожая, обитая малиновой кожей или кожзаменителем, с огромным трюмо и напольными часами, с покрытым лаком паркетом совсем не подтверждала мыслей, навеянных запущенным садом.

— Сюда, пожалуйста, в кабинет, — пригласил хозяин, открыв одну из трех дверей, ведущих из прихожей. И спросил, покосившись на Корнилова: — А этот товарищ тоже из прокуратуры?

— Простите, я не всех представил, — сказал Медников. — Игорь Васильевич Корнилов — начальник отдела Управления уголовного розыска.

Широким жестом Поляков пригласил всех садиться, а сам остался стоять, опершись локтем о книжную стенку. Крепкий, подтянутый. Спросил с иронией:

— И кого же я убил?