Пуп света: (Роман в трёх шрифтах и одной рукописи света)

К сожалению, человечество перестало уважать два основных закона: перспективу и симметрию. Тот датчанин был типичным примером того, что мы отказались от симметрии: у него были короткие ноги и непропорционально натренированные руки, грудь и спина, и поэтому он выглядел как самое уродливое существо, созданное на земле. Симметрия для красоты то же, что ювелирное клеймо для золотого кольца: подтверждение Истины, которая есть Он, Творец. Нас с Лелой как девочек больше всего завораживали бабочки, которых люди обычно считают произведением некоего воображаемого мира, но мы были убеждены, что они — самые реальные создания, они носят на себе высшую печать Бога, сотворившего прекрасное как симметрию: левое крыло до мелочей (в каких бы пёстрых узорах оно ни было) совпадает с правым, как будто увиденным в зеркале, помещённом посередине: чёрное тело бабочки, менее всего видное при восприятии целого (почти никто даже не замечает, что у бабочки есть тело) — это зеркало. У Лелы была теория, что только одно крыло бабочки настоящее и материальное, а другое призрачное, отражение в зеркале. И неизвестно, какое из них реальное, а какое воображаемое. В этом и красота. Так земной мир отражается в небесном, и никто не знает, какой настоящий, а какой воображаемый, где реальность, а где просто иллюзия. Зеркало этого отражения — Бог, любовь, верность. И мне всё больше кажется, что этот здешний мир, даже учитывая его очевидную трёхмерную реальность, всё же всего лишь иллюзия. А то, что наверху, в небесах — реальность.

Симметрия — это лишь второй лик другого Божьего закона, специально предназначенного для Человека, и его нужно строго придерживаться, даже строже, чем «Не убий, не укради, не прелюбодействуй». Бог сотворил человеческий глаз с великой милостью, чтобы, когда человек останавливался на дороге (и вот я уже стою на железнодорожных путях, иду домой и вижу перспективу), ему бы казалось, что дорога сужается и что конец пути близок. Это должно мотивировать верующего поспешить на пути к Богу, потому что вот уже, близко, вон там конец пути! Бог с помощью фрески Святой Троицы, особенно с помощью обратной перспективы стола, фактически говорит нам суровую правду о Пути: Путь расширяется, а значит, он долог, неведом, бесконечен. Но милостив Бог и велик, поэтому на самом деле с помощью оптической иллюзии он придаёт нам мужества: вот, я дойду до той айвы, что рядом с железной дорогой, там путь становится таким узким, явно он кончается, а когда я добираюсь туда, железная дорога снова широкая, а сужение откладывается! О, велик и милостив Ты, Господи, в том, как укрепляешь и ободряешь нас!

И я очевидно изменилась за эти полчаса в церкви и сейчас, на железной дороге: готова в монахини. Ночью я была Марией Египетской на пьяном корабле с 40 матросами. Я пойду уложу вещи, пока какой-нибудь поезд не снёс меня с рельсов. Хотя Мария не брала с собой в пустыню никаких чемоданов.

ЛЕЛА

В тот момент, когда Аня вошла, в городе раздался взрыв, а потом протяжный звук, похожий на волочение и скрежет металла по асфальту. Что-то случилось.

Мы обе остановились и стали прислушиваться, но ничего так и не поняли. Аня вошла в комнату, не говоря ни слова, не глядя на меня. Она собирает вещи, всё кончено. Я знаю, что мы больше никогда не увидим и не услышим друг друга. И я рада, что сегодня вечером она поняла, что иногда быть верным означает уйти из жизни другого.

Я рассеянно гляжу на экран компьютера, чистая иллюзия, результат тысяч электронов, алгоритмов, написанных в виде сочетаний нуля и единицы, из которых рождаются буквы… Я смотрю на буквы и не могу не удивиться: супруга моего издателя сообщает, что, несмотря на все её попытки сохранить издательство мужа после его внезапной смерти от обширного инфаркта на Франкфуртской книжной ярмарке три месяца назад, фирма ликвидирована. Она думала, что сможет продолжить его дело, но быстро разорилась.

В этот момент послышалась сирена «скорой помощи», мчащейся по улице возле пешеходной зоны. А потом ещё одна. И ещё. В городе происходит что-то ужасное, но что-то ужасное происходит и в электронной почте.

Она пишет, что мне придётся найти другого издателя, что она не обязана брать на себя проекты, начатые её мужем, и что ей очень жаль. Что именно ей жалко? Меня, его или проекты, которые должны были через мужа приносить деньги в том числе и ей?

И пока я смотрю на чёрные буквы и слышу, как Аня копошится в комнате, собирая чемодан, звонит мой мобильник, лежащий на столе в кухне. Вернее, звонок отключён, он вибрирует и ужасно дрожит, издавая какой-то страшный звук на деревянной столешнице, как будто тысячи червяков лезут из него в стол, в гнилое дерево, как будто его хотят съесть термиты.

Я встаю, беру трубку и внезапно выхожу из своего тела и гляжу со стороны, как будто я кто-то другой, как будто произошло остранение.