Пурга

Судя по отпечаткам, преступник ходил в кроссовках. По такой погоде это не очень разумно. Скорее всего, он из бедных слоев населения — просто нет денег на зимние ботинки.

Следы волочения привели Евгения Александровича на дорожку. Похоже, потерпевшая шла с остановки. Вдоль дорожки протянулся засыпанный снегом кустарник — лучшего места для засады и не придумаешь. Тот же снег погасил звук шагов… А, нет… Она просто ничего не слышала. Она слушала музыку.

Он поднял с земли маленькие наушники со сломанной дужкой. Удар пришелся в них.

Никифоров прошелся вдоль кустов, пытаясь отыскать место, где прятался насильник. Там могут быть окурки, жвачка, сопли, паспорт в конце концов… Место нашел, но больше ничего. Негодяй был опытным насильником, лишних следов не оставлял. Но кое-что подполковник уловил. Легкий аромат ванили. На морозном воздухе он ощущался хорошо. Да, опять ваниль. Значит, это тот самый. Ванильный маньяк. Наглец. Уже днем орудует.

Шестой эпизод за две недели. Это если все изнасилованные дамочки заявляли. Стало быть, молодой или средних лет. С основным инстинктом полный порядок. Тому же Евгению Александровичу раз в два дня уже не потянуть. А этот — герой. Да еще на холоде, когда кровь стынет в жилах и не поступает, куда нужно.

Он вернулся к месту основного преступления. Эксперт фотографировал отпечатки кроссовок, Китаев ползал на четвереньках, что-то вынюхивая, словно служебно-розыскная собака. Кстати, настоящая собака сейчас бы не помешала, куда-нибудь по ванильному следу да вывела. Только нет в райотделе собаки. Кинолог воровал у Мухтара мясо, а его голодные обмороки списывал на чумку. Дескать, болеет песик. Когда безобразие вскрылось, Мухтарка уже еле ползал. Следственный комитет возбудил дело по статье «жестокое обращение с животными», Мухтарку отдали в добрые руки, а кинолога отправили на пенсию. Эх, загибался район…

— Есть что-нибудь?

— Кроме обуви, ничего. Даже если и остались всякие аморальные выделения, то в такую погоду…

— И какие есть идеи?

— Отпечаток хороший. — Китаев выпрямился и отряхнул с джинсов снег. — Я попробую пробить, как выглядит обувь, кто производит, куда поставляют…

— Ага… А за это время он еще пару десятков оприходует… Я договорюсь с нашим ОВИРом. Там женщин много. Пускай походят по парку, может, клюнет.

— Да кто ж согласится голову подставлять? И честь?

— Честь не пострадает, у них погоны на плечах. А с головой решим. Пластинку железную под шапку спрячут… Запустим сразу весь отдел, кому-нибудь да повезет. Только помалкивай, а то завтра все газеты напишут, что мы ловим маньяка на живца. А про Интернет я вообще молчу… Ладно, заканчивайте тут, я вернусь, пришлю за вами транспорт.

— Прокурорским-то сообщать?

— Да, пускай подключаются. Как потерпевшая в себя придет — сразу в больницу. Может, что вспомнит.

Евгений Александрович погрузился в машину и дал водителю команду возвращаться в отдел. По пути обогнали постового, шагавшего по улице с недовольной рожей. И явно не за понятыми.

Да, развалилась система. Окончательно и бесповоротно. Никакими реформами не восстановишь, никакими приказами сверху. И хоть в робокопов всех переименуй, ничего уже не изменить. «Рожденная демократией».

Но что-то делать надо… Другой системы не существует.

Когда подъехали к отделу, водитель попросил чаевых. За то, что быстро довез. Хорошо, хоть не потребовал.

— В такси иди.

— А вас кто возить будет?

— Сам на крайняк за руль сяду.

— Значит, не дадите?

— Не дам.

Зайдя в кабинет, Никифоров поднес руки к электрорадиатору — паровое отопление еще не включили, приходилось жечь электричество, отчего в самый неподходящий момент вылетали пробки. В шкафу хранился запас свечей на случай веерного отключения.

В столе запищал Гоша, тоже требуя на чай. Евгений Александрович выдвинул ящик.

И заметил небольшое изменение первоначального положения вещей. Да какое там небольшое? Очень. Очень большое.

В ящике не было пистолета.

Подполковник вскочил, быстро достал из кармана брюк связку ключей, распахнул сейф, вытряхнул содержимое на стол.

Пусто!

На всякий случай пошарил внутри рукой. Ничего. По очереди выдвинул все ящики стола — вдруг переложил?

Нет, не переложил.

Попытался взять себя в руки и сосредоточиться. Час назад оружие лежало в столе, он видел пистолет, когда выгуливал Гошу. Потом заявка, спешка… Обычно он брал оружие на выезды, сегодня не взял. Кабинет тоже не запирал, в приемной верная Вера, она никого не пустит…

Он выскочил из кабинета. Вера, женщина неопределимого возраста, отложила газету «Житуха».

— Вера! Ко мне кто-нибудь приходил?

— Да, человек десять.

— Ты кого-нибудь пускала в кабинет?!

— Нет… Никого… А что случилось, Евгений Александрович?

Это «что случилось» верную Веру выдало. Дрогнул голосок. Стало быть, уже не верна.

— Ты куда-нибудь отходила?

— Нет… Ну, если не считать… Туалет… Три раза. У меня цистит.

— Меня это не очень интересует. Дверь оставалась открытой?!

— Кажется… Господи, Евгений Александрович, так что все-таки случилось?

— Ничего… Лечиться надо.

Он вернулся в кабинет, сел за стол. Ящик по-прежнему был открыт.