Пурга в ночи

И тут же Бирич испугался. У ревкома есть какие-то подозрения о врагах, действующих в поселке и копях. Ревком срочно вооружается. Холодок пробежал по спине старого коммерсанта, и он, спешно отправив Елену, несмотря на поздний час и опасения, что за ним могут следить, пришел к Лампе.

Торговца он застал за Библией.

— Мне нужен Рули.

Лампе снял очки, положил их на Библию и вышел из комнаты. Его жилье соединялось с самым большим складом. Бирич прислушался, но ничего не мог разобрать. Явился заспанный Рули.

— На берегу расцвели орхидеи, и вы хотите мне их показать?

— Ревкомовцы что-то о нас знают, — сказал Бирич.

— Точнее, — Рули перешел на деловой тон, — будьте точны, как бухгалтерский отчет.

Он раскурил трубку и, не обращая внимания на гримасы Лампе, усиленно задымил. Павел Георгиевич пересказал все, что услышал от Елены, и несколько растерянно спросил:

— Что делать? Ревком…

— Ревком нам помогает, — перебил его Рули. — Надо действовать. И вот с чего начните…

Рано утром Рыбин помчался на копи. На его приезд никто не обратил особого внимания. Рыбин почти каждый день возил уголь. Он незаметно передал Перепечко записку от Бирича и, нагрузив нарту углем, поспешил уехать.

День на копях шел как обычно, и ничто не предвещало грозы. Бучек с увлечением рубил уголь обушком. Он любил работать и особенно хорошо себя чувствовал, когда видел, что труд его полезен и нужен. Прицеливаясь, чтобы сразу отвалить большую глыбу, Бучек обдумывал свое житье. Его давно тянуло в родные теплые края. Теперь уже можно было туда пробираться, но, видно, не скоро это случится. Установление советской власти на Чукотке только началось.

Бучек помрачнел. Неправильно, ох как неправильно ведет себя ревком в отношении шахтеров. Прав Мандриков, что здесь много плохих людей, много подозрительных, но большинство настоящие рабочие. Бот кто опора ревкома, а не только охотники, рыбаки. Зачем же ревком всех — честных шахтеров и колчаковцев — под одну гребенку стрижет? Всех под домашним арестом держит? Бучек решил вечером побывать в ревкоме и снова попытаться уговорить Мандрикова снять запрет.

За этими мыслями и застал его обеденный перерыв. Шахтеры потянулись в барак. Все шло как обычно. Бучек, вымыв руки, сел за стол рядом с Евтуги. Старый чукча, отдыхая, дымил трубкой. Он пододвинул Бучеку свой кисет, но тот с улыбкой отодвинул назад:

— Не поймаешь меня, Евтуги. Я жить еще хочу.

— Будешь курить, — заверил чукча.

Эта шутка повторялась каждый день. Евтуги усиленно угощал Бучека крепчайшим табаком, а тот, несмотря на свое пристрастие к куреву, отказывался. Однажды Бучек набил свою трубку табаком Евтуги, сделал первую затяжку и чуть не потерял сознание. Это была какая-то адская смесь, от которой у него помутилось в голове и разрывало горло. Он выбежал на улицу и долго глотал снег, стараясь прийти в себя. Потом Бучек пытался узнать у Евтуги секрет табака, но тот так и не рассказал.

— Нет, не буду я курить твой табак, — говорил Бучек. — Пойду за супом.

Он увидел, что очередь у плиты уменьшилась, и встал в конце. Артельщик налил две миски густого крупяного с олениной супа. Бучек вернулся к своему месту. Одну миску он передал Евтуги, пошутил:

— От этого не умирают! Ешь!

Бучек не замечал, что некоторые шахтеры переглядываются, перешептываются между собой. Перепечко и Трифон Бирич ели, не отрывая глаз от своих мисок. Струков, сидевший против Бучека, мелко крошил в суп хлеб. Его лицо было замкнуто, но пальцы чуть дрожали.

Едва Бучек проглотил первую ложку супа, как послышался ехидный голос Малинкина:

— Ну, как супец, комиссар?

— Только у тещи такой едал, — шуткой откликнулся Бучек и продолжал есть. Он все еще ничего не замечал. Остальные шахтеры перестали обедать. Они ждали, что дальше произойдет.

Малинкин тем же тоном продолжал:

— А не маловато ли в супце мясца?

Бучек помешал ложкой в миске.

— Вполне достаточно.

— Комиссару оно, конечно, — протянул Малинкин.

— Что это значит? — Бучек поднял голову. Он только сейчас заметил, какая напряженная тишина стоит в бараке. Бучек всех оглядел. — Как мне понимать твои слова?

— Пряменько, пряменько. — Малинкин швырнул ложку на стол и вскочил на ноги. — Вы, ревкомовцы, себе брюхо до отвала набиваете, а нас, шахтеров, — Малинкин ударил себя в грудь, — на голодном пайке держите!

— Верно! Комиссары все до себя тащут! — зашумели со всех сторон. — Даже чужую бабу!

Бучек медленно отодвинул от себя миску и подождал, пока наступит тишина.

Угольщики уже шумели:

— Мясо взяли раз! Мало! Снова хотят взять! С чем же мы останемся? Кто им дал такое право?

Бучек внимательно слушал. Больше и громче всех кричал Малинкин:

— Мы им колчаковцев помогли сбросить, а они как к нам, шахтерам, относятся? Сидим на копях. Мы что — воры, мы что — в тюрьме?

— Да такого и при Громове не было! — поддержал его Кулемин.

— Вот тебе и Юрьев день, тетка, — стукнул кулаком по столу бородатый шахтер. — Мы да вы, мы Советы, а сидим, как в кутузке!

Шахтеры расходились все больше. Бучек наконец заговорил:

— Товарищи!