Пуритане. Легенда о Монтрозе

Клеверхауз спустился с холма, на котором высился замок, чтобы немедленно двинуться дальше. Майор пошел вместе с ним; ему предстояло принять людей, оставляемых полковником в Тиллитудлеме.

— С вами останется Инглис, — сказал Клеверхауз, — я в таком положении, что не могу отпустить офицера; нас едва хватает на то, чтобы не давать разбежаться нашим солдатам. Впрочем, если у вас появится кто-либо из офицеров моего полка, а из них нескольких мы недосчитываемся, я разрешаю вам удержать его у себя — это будет для вас весьма кстати, так как мои ребята не очень-то любят повиноваться кому-либо, кроме своих.

Построив драгун, Клеверхауз поименно вызвал шестнадцать солдат и передал их под команду капрала Инглиса, которого тут же произвел в сержанты.

— И смотрите, джентльмены, — сказал он, напутствуя их напоследок, — я оставляю вас, чтобы вы защищали дом леди; вы будете под началом ее брата, майора Беллендена, заслуженного и верного слуги короля. Будьте отважными, трезвыми, исправными в службе, беспрекословно повинуйтесь всем приказаниям, и каждый из вас получит щедрое вознаграждение, когда я приду на выручку гарнизона. В случае бунта, трусости, невыполнения обязанностей или малейшего оскорбления обитателей замка — палач и веревка! Понятно? Вы знаете, я хозяин своего слова как в хорошем, так и в плохом.

Он прикоснулся к шляпе, прощаясь с ними, и крепко пожал руку майору.

— До свиданья, — сказал он, — мой доблестный друг! Желаю успеха, и да наступят лучшие времена!

Всадники, которыми он командовал, стараниями майора Аллана были приведены в сносный вид. Правда, они лишились своего блеска, и позолота их изрядно поблекла, но, выступая, они стали все же гораздо больше походить на подразделение регулярных войск, чем когда возвратились в замок после понесенного поражения.

Майор Белленден, предоставленный отныне себе самому, разослал повсюду людей — добыть возможно больше съестных припасов, и особенно муки, и узнать о движении неприятеля. Все сведения касательно последнего, которые ему удалось собрать, свидетельствовали о том, что мятежники предполагают заночевать на поле сражения. Но и они тоже разослали отряды и фуражиров собирать продовольствие, и в великом сомнении и тревоге оказались те, к кому были обращены предписания от имени короля — отправить припасы в замок Тиллитудлем, и от имени независимой церкви — выслать продовольствие в лагерь благочестивых ревнителей истинной веры, поднявшихся за ковенант и стоящих у Драмклога, близ Лоудон-хилла. Те и другие угрожали ослушникам огнем и мечом, так как не могли положиться на религиозное рвение или верноподданническую преданность тех, к кому были обращены эти приказы, и рассчитывать, что они расстанутся со своим добром по собственной воле. Так что народ метался, не зная, как поступить, и, по правде сказать, нашлось немало таких, кто удовлетворил требования обеих сторон.

— В эти трудные времена самый мудрый из нас и тот наделает глупостей, — говорил, обращаясь к дочке, Нийл Блейн, благоразумный хозяин «Приюта». — Но я все-таки постараюсь не терять головы. Дженни, сколько муки у нас в кладовой?

— Четыре куля овсяной, два куля ячменной и два куля гороховой, — ответила Дженни.

— Так вот, деточка, — продолжал Нийл Блейн, тяжко вздыхая, — пусть Болди отвезет гороховую и ячменную муку в лагерь, он виг и пахал у нашей покойной хозяйки; лепешки из мешаной муки как нельзя лучше сгодятся для их болотного брюха. Пусть скажет, что это последняя унция в доме, а если он не захочет соврать (хотя едва ли, ведь это на пользу нашему дому), то пусть подождет, пока этот старый пьяница, солдат Дункан Глен, отвезет овсяную муку в Тиллитудлем и с моим нижайшим почтением передаст миледи и майору Беллендену, что я не оставил себе даже на миску похлебки. И если Дункан ловко обделает это дельце, я поднесу ему стаканчик такого виски, что у него изо рта покажется голубой огонек.

— А что же мы будем есть сами, отец, — спросила Дженни, — если отошлем всю муку, какая только ни есть в кладовой и в ларе?

— Уж придется посидеть на пшеничной муке, — сказал Нийл, в тоне которого слышалась покорность печальной необходимости. — Это не такая уж плохая еда, хотя она и не по вкусу настоящим шотландцам и не так идет на пользу желудку, как овсяная, да еще смолотая на ручной мельнице; а вот англичане, те живут главным образом ею; ведь эти пок-пудинги^{141} ничего лучшего и не знают.