Пуритане. Легенда о Монтрозе

Белфур воспользовался минутною передышкой, чтобы представить совету мистера Генри Мортона из поместья Милнвуд — одного из тех, кто не пожелал равнодушно взирать на злодеяния власть имущих и решил рискнуть своим состоянием и даже жизнью ради священного дела, во славу которого отец его, знаменитый Сайлес Мортон, совершил в свое время великие подвиги. Мортон был немедленно встречен дружеским рукопожатием своего давнего пастыря Паундтекста и приветственными возгласами тех из повстанцев, кто разделял умеренные воззрения. Остальные пробурчали что-то сквозь зубы о проклятом эрастианстве и напомнили друг другу на ухо, что Сайлес Мортон, хотя и был когда-то стойким и достойным слугой ковенанта, все же оказался отступником в тот печальной памяти день, когда сторонники позорных резолюций 1650 года расчистили Карлу Стюарту путь к королевскому трону, предоставив нынешнему тирану возможность возвратиться в Шотландию и тем самым угнетать их церковь и родину. Правда, добавляли они, в великий день зова господня они не станут отказываться от содружества с тем, кто так же, как они сами, готов возложить руку на плуг. Так Мортон был избран одним из вождей и членом совета, — если не при полном одобрении своих новых товарищей, то, во всяком случае, без формального или явного их протеста. По предложению Берли они распределили между собой собравшихся под их знамя людей, число которых непрерывно росло. При этом повстанцы из прихода и паствы Паундтекста попали, разумеется, под начало Мортона; это было одинаково приятно и им и ему, так как они доверяли Мортону и вследствие его личных качеств, и вследствие того, что он родился среди них.

Покончив с этим, они должны были решить, как воспользоваться только что одержанною победой. Когда кто-то из членов совета назвал Тиллитудлем как одну из наиболее сильных позиций, подлежащих немедленному захвату, у Мортона защемило сердце. Замок, как мы уже не раз говорили, стоял на пути, соединяющем плодородные области края с местами пустынными, и должен был, по мнению тех, кто с достаточным основанием предлагал эту меру, стать оплотом и местом сбора окрестной знати и других врагов ковенанта, если бы повстанцы обошли его стороной. На занятии Тиллитудлема особенно настаивали Паундтекст и те из его сторонников, жилищам и семьям которых грозила бы и в самом деле большая опасность, если бы эта крепость осталась за роялистами.

— Полагаю, — сказал Паундтекст, подобно многим священнослужителям той эпохи расточавший, не колеблясь, советы по военным вопросам, в которых был круглым невеждою, — полагаю, что нам следует взять и сровнять с землею эту твердыню жены, именуемой Маргарет Белленден, даже если бы пришлось воздвигнуть ради этого грозные бастионы и насыпать целую гору; владельцы замка — отродье зловредное и кровожадное, и рука их была тяжелой для чад ковенанта как прежде, так и в последнее время. Их крюк был продет в наши ноздри, их удила были между нашими челюстями.

— А каковы их средства защиты? Сколько у них людей? — спросил Берли. — Крепость действительно превосходна, но не думаю, чтобы две женщины могли быть страшны целому войску.

— Кроме них, — ответил ему Паундтекст, — там есть еще Гаррисон, управитель, и Джон Гьюдьил, главный дворецкий, который хвалится, что служил в солдатах с молодых лет и был под знаменем этого слуги Велиала, Джеймса Грэма Монтроза.

— Хм, — презрительно бросил Берли, — дворецкий!

— Там есть и этот старый язычник, Майлс Белленден из Чарнвуда, руки которого обагрены кровью святых страдальцев.

— Если это тот самый Майлс Белленден, брат сэра Артура, — заметил Берли, — то меч его не уклонится от битвы, только он должен быть уже в преклонных летах.

— Когда я направлялся сюда, — сказал один из членов совета, — мне говорили, что, прослышав о дарованной нам победе, они распорядились закрыть на все запоры ворота, созвали людей и добыли, где смогли, вооружение и припасы. Их род всегда был надменным и злобным.

— И все же, — заявил Берли, — я решительно против того, чтобы связывать себе руки осадой, которая может занять много времени. Мы должны устремиться вперед и, используя наш успех, захватить Глазго; не думаю, чтобы разбитые нами войска, даже соединившись с полком лорда Росса, сочли для себя безопасным дожидаться нас в этом городе.

— Во всяком случае, — предложил Паундтекст, — мы можем, развернув знамя, подойти к замку, подать трубою сигнал и убедить их сложить оружие. Возможно, что они сами сдадутся, хотя, надо признаться, это очень строптивый народ. И мы предложим их женщинам выйти из этой твердыни — я имею в виду леди Маргарет Белленден, и ее внучку, и еще Дженни Деннисон, девицу с глазами, полными соблазна, и других девушек, — и дадим им свободный пропуск, и с миром отправим их в город, хотя бы даже и в Эдинбург. Но Джона Гьюдьила, Хью Гаррисона и Майлса Беллендена мы бросим в оковы, как в былое время делали они сами с нашими святыми страдальцами.

— Кто толкует о свободном пропуске и о мире? — раздался из толпы пронзительный, дребезжащий, надтреснутый голос.