Пурпурная сеть

Ни один из ударов Лукаса пока не причинил Элене сильной боли, у нее только немного ныло бедро. Но каждый удар был для нее страшнейшим, невероятным унижением и вызывал мучительный приступ отчаяния. Лукас плясал вокруг матери с улыбкой, которая в других обстоятельствах казалась бы шаловливой. Можно было предположить одно из двух: или он не хотел причинять Элене боль, или его больной мозг вынашивал какой-то садистский план, включавший вступительную фазу, в которой ей предстояло осознать весь ужас происходящего. Испить чашу страданий до дна.

— Каин, что происходит? — заорал Ромеро. — Мне скучно.

Казалось, кличка подстегнула Лукаса, как плеть, и он нанес матери жестокий удар кулаком в лицо. Элена упала, и Лукас пнул ее ногой в живот, заставив скрючиться. Теперь она поняла: для сына нет ничего страшнее, чем разочаровать Падре.

Лукас засмеялся, видя, как Элена корчится от боли.

— Ты правда не собираешься защищаться?

Он подбежал, чтобы снова пнуть ее, но оказался не готов к тому, что Элена не станет покорно сносить очередной удар. И упал, когда она, пересилив себя, ударила его ногой по голени.

— Ну наконец-то началась забава, — оживился Ромеро.

На шоссе Кольядо-Вильяльба — Моральсарсаль выли сирены. Поместье Эррадура, о котором сообщила Марьяхо, находилось за деревней Моральсарсаль, на пути к Серседе. Оно занимало небольшую территорию и состояло из жилого дома и какого-то строения, назначение которого по спутниковым снимкам Google определить не удалось.

— Что мы там увидим?

— Понятия не имею.

— Что будем делать?

— Если надо — стрелять. — Ордуньо был настроен решительно. — Безжалостно и сразу.

Элена была уверена, что позволит сыну убить себя, не сопротивляясь, но что-то ей помешало. Она стала защищаться, стараясь уворачиваться от ударов Лукаса, но не бить сама. Не потому, что не хотела, а потому, что он был превосходным рестлером. Против него у нее не было шансов. К тому же своим ударом сын повредил ей нос, может, даже сломал, и ей трудно было дышать. Она чувствовала, как с подбородка капает кровь.

Вдруг раздался лай. Элена догадалась, что это собаки Ромеро, и Лукас подтвердил ее догадку.

— Это Пешт и Буда, ты их видела? Я часто с ними играю.

Этим он хотел сказать, что, если собак впустят в клетку, его они не тронут.

Теперь не только Лукас наскакивал и отступал: сбросив туфли, Элена тоже начала перемещаться по клетке. Лукас попытался сбить мать с ног, но она успела подпрыгнуть. И приземлилась точно ему на ногу. Он вскрикнул от боли, но тут же улыбнулся.

— Ты сделала мне больно, ты сделала больно своему бедному сыночку! — Лукас сморщился, как будто собираясь заплакать.

Все оглянулись. Вдалеке завыли сирены.

— Закругляйся уже, Лукас! — крикнул Ромеро. И бросил в клетку нож.

Элена попыталась его перехватить, но сын оказался проворней. Он засунул нож за пояс и пристально посмотрел на Элену: игре пришел конец. Лукас бросился вперед и ударил ее кулаком под дых. Элена согнулась пополам от боли, но, когда сын приготовился ее добить, собрав неизвестно откуда взявшиеся силы, она дала ему пощечину, а потом ударила головой в нос. Кровь залила Лукасу лицо, и он окончательно рассвирепел. Сирены завывали все ближе. Лукас снова накинулся на Элену, она упала, Лукас сел на нее верхом. Она больше не сопротивлялась. Лукас выхватил из-за пояса нож, лезвие сверкнуло у нее перед глазами. В лицо брызнула кровь, и Элена удивилась, что в состоянии думать с перерезанным горлом. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что это кровь сына. В последнее мгновение Лукас развернул нож и перерезал себе горло, глядя на мать пустым, равнодушным взглядом.

Ромеро тоже не сразу понял, чем закончился бой. Несколько секунд он сидел неподвижно, в полном оцепенении.

Сирены умолкли, и зазвучали выстрелы. Это члены «Пурпурной Сети» отбивались от полицейских из ОКА. Плакать было некогда. Тело Лукаса рухнуло на Элену, и ей оставалось только его обнять. Дверь клетки открылась, в нее вбежали Буда и Пешт. Обессиленная, опустошенная, Элена сама не поняла, как сумела схватить нож, чтобы защищаться от псов. Почти одновременно прогремели два выстрела — Чески и Ордуньо. Обе собаки рухнули, не добежав до Элены.

Теперь она стояла на коленях возле Лукаса. Сын убил себя, чтобы спасти ей жизнь, и этим доказал, что все еще мог сострадать, что в его окаменевшем сердце осталась тонкая щель, куда Элена могла бы проникнуть, чтобы его спасти. Но не спасла. Хотя сделала все, что было в ее силах. Вся в синяках и ранах, возможно, даже с переломанными костями, скорбя о смерти сына, она впервые за долгое время почувствовала, что жива.

Глава 79