Пурпурные грозы

В саду мы нарвали кремовых роз. Все молчали, и пасмурное утро дышало спокойно. Главное, что в доме больше не было Сварта, хотя я начинала ощущать тревогу по поводу предстоящего путешествия. Никогда не ездила на такие расстояния! В дороге могло случиться всякое, и нужно быть готовыми к неожиданностям. Однако чувствуя, как Дэр держит меня за руку, я питалась его уверенностью. К тому же с нами будет Бэйт, с ним не соскучишься. Фамильные черты Магици — решимость, гордость и упрямство — уж точно спасут меня от уныния.

— Здравствуй, — тихо сказала я, кладя несколько роз возле скромного могильного камня Гримси. — Надеюсь, у тебя всё хорошо. Я пришла попрощаться. Мы уже простились той ночью, но теперь я уезжаю далеко, даже душой не дотянешься… Знаю, ты не любительница долгих разговоров. Просто помни, что я люблю тебя.

Конечно, призрак не явился мне, чтобы взмахнуть на прощанье рукой, но я чувствовала — няня рядом и хранит меня. Смайл опустился на корточки и молча тронул камень. Конечно, он тоже любил Гримси, хотя и проводил с ней меньше времени.

Мамина могила была за холмом, под кроной её любимого дерева. Отец говорил, что это Северный дуб, и становилось понятно, почему она так его любила. Я села в опавшие листья и долго глядела на каменных голубей, что примостились на верхушке памятника.

— «Любимая супруга и мама», — прочитала я. — Как же отец умудрялся скрывать от нас правду? Как Карви и Денис скрывали свою настоящую маму? Неужели он запретил им о ней упоминать?

Смайл вздохнул и сел рядом, его примеру последовали Дэр и Бэйт. Они окружили меня, спрятали, и чувство защищенности ослабило волю — я ощутила слезы на щеках.

— Ни портретов, ни миниатюр, ничего…

— Но Карви всегда произносил слово «мама» по-своему, — сказал Смайл. — И глядел на меня странно. Я так привык к этим взглядам, что с годами перестал обращать внимание. Порой он неизвестно на что сердился, называл меня бестолочью, постоянно говорил про злых чаек, что приносят в дом всякий хлам… Ты знаешь, Мэй, я не обидчив, однако теперь становится ясно, откуда бралась его ненависть. Наверное, из-за нас им с Денисом приказали забыть о маме, и они считали тебя и меня источником всех бед в доме.

— Мы им и были. Постоянно что-то вытворяли, — улыбнулась я, шмыгая носом. Дэр обнял меня за плечо, прижал к груди мою голову.

— Мы разные, — продолжил Смайл. — Даже на скачках Карви корил меня за эмоциональность. Он считал, что азарт — верный путь к проигрышу. Но если нет страсти, зачем тогда вообще чем-то заниматься? Сидеть в седле унылым и сосредоточенным — ради чего?

— Эх, не то что у нас на Атре! — хмыкнул Бэйт. — Там развлечения хоть куда. Например, гонки на медведях…

— А? — пораженно вскинулась я, и Дэр принялся объяснять:

— У каждого народа есть свои домашние животные. Здесь заводят собак и кошек, у нас — рысей и медведей.

— Они что, прямо по дому ходят? — прошептала я, и все трое рассмеялись. Я подозревала, что Смайл уже знает о быте атровцев больше меня, не зря они с Бэйтом так много болтали.

— Нет, милая. Они обитают во дворе. И тебе не стоит бояться — эти звери совсем не такие, как здесь.

Я кивнула и протянула руку коснуться камня:

— Мама любила животных. Так мне говорила Гримси. Теперь я думаю, что няня тоже прибыла с Атры, но узнать уже нет возможности.

— Спросить у отца, — сказал Смайл.

— Не хочу с ним об этом говорить, — пробормотала я. — Только не о маме. Вы не могли бы на пару минут оставить меня одну? Пожалуйста!

Они тотчас поднялись, и Дэр ласково тронул мою щеку.

— Мы будем неподалеку. Не торопись.

Я задержала его пальцы, чтобы поцеловать.

— Я скоро.

Но чем дольше я сидела возле мамы, тем меньше мне хотелось уходить. Сказочные принцессы, как быстро они решали свою судьбу, как смело кидались в объятья героев, как отважно шли навстречу приключениям! А я, жалкая и дрожащая, вцепилась в темный камень обеими руками, и шептала глупые слова. Зря я отпустила ребят! Кто-то должен был отодрать меня от памятника, увести прочь!

И вдруг откуда-то прилетел цветной голубь — сокровище голубятни Миратовых. Таких никогда не отпускали без дела летать на свободе, держали в просторных закрытых вольерах. Эти птицы носили письма и в непогоду, и в мороз, и всегда находили путь домой.

Голубь поглядел на меня золотым огоньком глаза, заворковал, и я протянула руки. Какой легкий и теплый он был! Как красиво переливались блестящие перышки, пушился яркий хохолок! Глядя на него, нельзя было заподозрить, что этот маленький изящный птиц способен долететь до самой Атры, неся на лапках важное письмо. Порыв сбросил с дерева желтые листья, уронил несколько красивых резных полотен мне на подол. Я посмотрела на каменных голубей.

— Мама, — прошептала я, — прости, что не помню тебя! Прости, что так поздно узнала правду! Я люблю тебя, хотя и не осознаю этого чувства. — Я всхлипнула и осторожно прижала красивую птицу к груди. — Прежде я приходила к тебе, теперь у меня есть Дэр. И я должна идти к нему.

— Должна, — отозвался ветер. — Иди…

То снова шептали светлые души, которых слышишь только когда сердце раскрыто.