Пус Мидун

               Мидун, сдавленный ношей в три погибели, пыхтел, стягивая мешок со спины. Ему и впрямь надо было передохнуть, а от крыс всегда можно было услышать, что нового говорят в селе. Пуса интересовали не столько новости, сколько слухи об убийстве кабана.

               Из кустов показался крысиный нос, который втянул воздух и вывел своего хозяина к дороге. Крыса Прокоп, на котором из одежды была только белая бескозырка да маленькие туфли кремового цвета, обутые на передние лапы, выбежал перед котом, осторожно оглядываясь. Он был очень обеспокоен, его движения выдавали панику и страх. Клава так и не решилась выйти из кустов и лишь недовольно сопела в своем убежище.

               Прокоп потоптался на месте и озадаченно спросил:

               ‒ А ты уже слыхал про убийство, Пус?

               Кот уже уселся на свой мешок, переводя дух, и устало произнес:

               ‒ Да, я даже как бы видел...

               Прокоп от удивления обомлел.

               ‒ Ты видел, как убили? Да что ты!

               ‒ Да не видел, как убили, а труп видел, ‒ Мидун отмахнулся, ‒ Ты еще разнеси по селу, что Пус видел. Мне и так хватило общения с Кабановым, ты еще подлей масла в огонь!

               Прокоп повернулся к кустам и прошипел:

               ‒ Кла-а-а-в-а-а-а-а, он не убивал, я же тебе говорил!

               ‒ А она думала, что я убил? – Мидун озадаченно повернул голову к кустам.

               Клава Сыцер быстро спрятала нос обратно в кусты и начала шепотом изрыгать проклятия.

               ‒ Она нет, что ты, ‒ вступился за жену Прокоп. – Но ведь в селе молва идет. Ой, идет, Пус, и даже говорят, что не ты, а Кабанов это все. Что он виноват, раз не может раскрыть дело сразу.

               ‒ Не удивлюсь, ‒ хмыкнул Пус. – И на меня повесить хотел…

               Крыса Прокоп топтался на месте.

               ‒ А вы чего сюда выползли? – поинтересовался Мидун.

               Прокоп замялся.

               ‒ Да мы… Этого… Вроде как беженцы. Бежать хотим. Клава думает, что теперь и нас на колбасу пустят. Мы же с кабаном на таможне работали. Только он на складе начальником был, а мы старшие по качеству товаров. Товароведы.

               ‒ И вас убьют? А что, идея! – Пус оскалился, что иногда означало у него улыбку.

               Все еще волнующийся Прокоп не понял, то ли кот шутил, то ли он настроен серьезно, но поспешил заверить:

               ‒ Да что мы, у нас-то и взять нечего. И Клавка вон бесплодная, есть ее нельзя. А она думает, что нас теперь придут убивать. Народ в селе волнуется, все ходят и камни в карманы суют, чтобы было чем отбиться. Ох, не думал, что такое время застану.

               Пус потянулся, разминая затекшую спину.

               ‒ Всегда так было. Ты просто не видел ничего в своей норе. А что ты как на парад оделся? Разве в парадном бегут из села?

               Прокоп не нашелся сразу что ответить, и задумчиво наклонил голову в бок, смотря в сторону от Мидуна.

               ‒ А в чем же надо бежать, Пус? Я не особо важная птица, мне инструкций никто не давал. Но я читал когда-то, чтобы стать беженцем, надо взять самое ценное и уйти из дома. Вот я и обулся в свои лучшие туфли и иду теперь из поселка.

               ‒ Самое ценное? А что ж ты ее с собой взял? – заржал кот, указывая на кусты, где сидела крыса-жена.

               ‒ Другой не будет… – философски изрек Прокоп.

               Мидун поднялся с мешка, еще раз хорошенько потянулся и наклонился, чтобы разогнать кровь по мышцам.

               ‒ Ну, беги, раз бежишь. А мне дел много еще надо успеть сделать.

               Прокоп кротко кивнул и развернулся с тем, чтобы скрыться в кустах. Но сделав пару шагов, остановился и повернул голову.

               ‒ Пус, а если что будет, ты за нас заступишься? – спросил он кота, который уже успел взвалить себе мешок на спину.

               ‒ А на кой вы мне нужны?

               ‒ Я тебе помочь могу. Но если ты дашь слово, что заступишься, когда придет время. Может, я еще и не сбегу из деревни. Договорились?

               Пус немного удивился такой смелости обычно трусоватого Прокопа, но, видно, страх прижал его так, что даже он уже перестал бояться всего остального, кроме своего страха.

               ‒ Ну, если будет ситуация, то я тебя не трону. Слово даю, ‒ нехотя произнес кот.

               ‒ Барка доносит на тебя. Следит и доносит. Кто к тебе домой приходит, что ты пьешь, и вообще все, что видит и знает про тебя.

               Мидун помолчал некоторое время, искажая морду презрительной гримасой, а затем проговорил:

               ‒ Вот сука, а…

               Прокоп уже спрятался в кустах, но оттуда еще добавил:

               ‒ Помни, что слово дал! И учти, она доносит, она сама Клаве говорила!

               Раздосадованный Мидун направлялся сельской дорогой к землянке Драного, задумчиво пиная мелкие камешки. После такой новости он перестал замечать тяжесть мешка, усталые плечи не донимали его ломотой. Мидун был ошарашен, ведь в свое время он не раз жалел Барку и не бил ей морду, не воровал ее вещи, кроме той банки с грибами и еще каких-то пустяков. По-пьяни он не ломился к ней в хижину и не мочился на крышу ее дома. Он думал, что эта несчастная мышь относится к соседу с уважением. К пущей его досаде, ничего путного из способов мести пока что не пришло ему в голову. Но мстить надо было. Так, блуждая в своих мыслях, кот неожиданно для себя оказался возле дома медведя, больше походившего на глинобитную землянку.