Пус Мидун

Любые дальнейшие попытки совы заговорить моментально пресекались фразой «заткнись», которую кот старался выговорить как можно более злобно. Но злобы не получалось. Получалось что-то вроде вежливой просьбы не шуметь в библиотеке. Потому Науса молчала лишь несколько минут. Затем вновь порывалась рассказать о тех травах, которыми отпивала ее матушка, о знаменитом вине, которое ждет кота в ее доме, о знатных поэтических вечерах, которые они устраивали для своих друзей. Но кот ничего не желал слышать. Они прошли около часа, когда Пус остановился и внимательно огляделся.

– Так, кажется туда. Да. Вон те камни.

Дорога давно закончилась, они шагали по холмам, время от времени попадая в глубокие лужи. Впереди маячили высокие крутые холмы, увенчанные большими валунами. Между двумя из них ютилась нехитрая хибарка, насквозь пробитая снегами и холодом. Внутри все было занесено снегом, лишь миска и матрас выделялись небольшими холмиками, да краснела в углу приставленная картина с мышью на виселице. Впрочем, ее никто не заметил. Кот принялся усиленно вспоминать, куда он подевал свою старую котомку. Поднял матрас, заглянул под пол, отодвинул буржуйку. Обнаружить ее удалось лишь после того, как он отодвинул картину. За ней торчала лямка, потянув которую, из щели в полу вылезла старая дырявая котомка. Кот довольно хмыкнул, раскрыл ее и вывернул содержимое на пол. Оттуда выпали лишь моток веревки, какие-то стеклянные осколки и зеленая ледышка.

Енот принюхался, наклонился к ледышке и бережно поднял ее.

– Пус! Да это же сунь-трава! Тот самый отвар!

– А ты думал, я здесь зря сидел? Сейчас запах уберем весь. Растирайся этим.

Енот принялся живо тереть ледышкой свои лапы, хвост и живот. Затем он передал ледышку коту. Пус Мидун повторил ту же процедуру и спросил у друга:

– Думаешь, она сама справится?

– Куда ей.

– На, натри.

– Она высокая, я не достану. Сам три.

– Вот зараза. Эй, графиня! Иди сюда. Духи новые пробуй.

– Граф, мне приятно, что вы позаботились о такой мелочи! Что это за аромат?

– Называется «ЗакройКлюв», в одно слово, – кот принялся тереть Наусу изрядно уменьшившимся кусочком, пока тот совсем не исчез. – Ну, теперь порядок. Хоть отбило ваше книжное амбре, и на том спасибо.

– Пус, а что такое амбре? – спросил енот.

Кот замер, почесал подбородок и хмыкнул.

– Что-то знакомое, не могу вспомнить. А что?

– Ты только что отбил графине амбре, я вот не знаю, что это за часть тела такая.

– Ха-ха, вы такие милые! – воскликнула Науса.

– Хоть ты не лай, а? – попросил енота Пус.

– Что дальше делать будем? – поинтересовался Чумазый.

– Пока не знаю. Дойдем до дальнего поселка и там посмотрим. Дойдем завтра после обеда.

– Еды надо достать.

– Снег будем есть. Нет еды.

– Я снег всю зиму ел… – пожаловался енот.

– А я вообще ничего не ел. Вот эту можем съесть, если уж совсем припечет.

– Графиню?

Она вмешалась:

– Граф, что съесть? Я так плохо слышать стала последнее время…

– Куриный бульон любите, графиня? – оскалился Мидун.

– Куриный?… Пожалуй, нет. Не по душе. Лучше желе из медуз. Ваши любимые.

Кот ощутил подкатывающую тошноту:

– Я тебе, графиня, еще за медуз должок-то верну…

– Что, граф?…

– Привал окончен, говорю. Пора идти. Подымайте свои куриные перья.

– Ох, граф, вы всегда любили длительные прогулки! А чай есть?

– Бульон есть, чая нет.

– Ну, тогда ладно, я еще потерплю.

– Сколько я еще потерплю… – грустно сказал кот. – Зачем мне это?

– Не печальтесь, мой друг. Уть!

Кот отмахнулся от нее, как от комара.

– На выход!

Процессия снова тронулась в путь. До конца ночи они шли, не сбавляя шага и не останавливаясь на отдых. Пус все так же пресекал словесные излияния своей спутницы, енот же шествовал молча, ощущая всю важность наступивших перемен. Когда наступил поздний зимний рассвет, все ощутили разительную перемену температуры воздуха. Солнце моментально прогрело спины, и без того рыхлый снег стал стремительно таять.

Яркий свет позволил оценить последствия вчерашних событий, которые оставили след на обличье упорно шедшей вперед компании. Внешний вид спутников вселил бы ужас в постороннего наблюдателя: кот был полностью перепачкан в краске, которая смешалась на нем безумной палитрой. Шерсть сбилась клочьями, окровавленные лапы прихрамывали. Сова напоминала взъерошенный веник, ее перья торчали в разные стороны, ее походка была медлительной и нелепой, тело все время стремилось завалиться вперед и стать на четыре конечности. Енот представлял собой не менее унылое зрелище: понуро опущенная морда, облысевшие от постоянного контакта с мочой живот и задние лапы. Его хвост безжизненно волочился по земле и явно был сломан.

Вскоре Науса стала недовольно ворчать и сетовать на жару. Она стянула с себя пальто, постоянно жалуясь на то, что граф, дескать, не печется о ее комфорте, чего раньше никогда не было.