Пушиночка

Равенна кивнула и махнула ей на прощание лапой, а затем развернулась и ушла к костру, чтобы сразу отбросить вероятность подчинения желанию броситься следом, вцепиться когтями и добиться или того, чтобы она вернулась, или того, чтобы взяла с собой. Собака поежилась, поплотнее закуталась в кофту и, уже не оглядываясь, направилась прямо к Мраморному Лесу. Сбавив шаг уже совсем рядом с границей Тумана и исполинами-секвойями, она сделала глубокий вдох и шагнула за белую стену. Равенна, все это время наблюдавшая за ней издалека, нервно дернула ушами. Что ждет ее теперь?..

Очарование ночи, обычно заставляющее сердце Летиции таять, осталось далеким для нее в этот раз. Тоненький серебристый месяц, таинственные воздушные замки облаков на небе, где еще не остыли отзвуки последних тоскливо-прекрасных лучей рубинового солнца, миллиарды звезд, изредка освещающие темень бесконечного неба белоснежными хвостами — все это столкнулось теперь с холодной каменной стеной. Скрытый страх, скрытый гнев, скрытая ненависть к тем, на чьей совести теперь состояние того несчастного подростка… Летти не видела ничего вокруг себя, ее ледяной взгляд был устремлен куда-то за черные стволы деревьев. Туман больше не пугал ее. Она ровно шла вперед, безбоязненно прокладывая себе путь в молочной дымке. Вокруг была кромешная темнота, прорезаемая только ярким лучом фонарика, лишь изредка достаточно отчетливо выхватывавшего из тьмы какую-нибудь лесную растительность.

Сперва все выглядело одинаково. Переходя с тропинки на тропинку, Летиция искала среди этой чащи незнамо что…

* * *

Судя по ощущениям, прошло не меньше трех — трех с половиной часов. По небу уже проползли первые светлые полосы, а окружающий пейзаж все не менялся.

«Уже скоро рассвет… Должно быть, я заблудилась…» — наконец призналась себе Летти. Эта мысль съедала ее уже на протяжении получаса, пока фурри все-таки не приняла ее. Так и должно было, в сущности, произойти, и она это знала, даже если отгоняла все размышления от себя. Такова слепота действий без плана.

Стараясь не запаниковать, фурри остановилась и огляделась. Туман… Наверное, с ее стороны это были вовсе не решительность и смелость… Это была просто глупость, идти в Лес неподготовленной! Она даже не удосужилась узнать, что именно происходит, и что нужно искать, а сразу побежала вперед, стремительно потеряв в гуще событий ориентир и выход. Ну, прекрасно, лучше и не придумаешь! Дримлап села на мшистое бревно и задумалась. Она застряла, и это полностью ее вина. Безрассудство. Однако рассудив, что лучше уж пойти куда-нибудь, чем пойти на корм мошкаре, она вновь поднялась на лапы и побрела дальше. Совсем отчаиваться еще было рано. Если есть дорога, то она куда-нибудь приведет, верно?

Солнце наконец-то взошло, осветив все вокруг какими-то мутными почти не ощущающимися лучами, будто бы собака смотрела на светило из-под толщи воды, хотя холод все-таки перестал ощутимо покусывать, слегка смягчившись до относительной прохлады. От такой безалаберности собаке захотелось на секунду стать кем-то посторонним, чтобы подойти и хлопнуть саму себя по лбу лапой, поставить на место мозги. Хотя, в принципе, получилось довольно смешно… Точнее, могло бы получиться довольно смешно, если бы это не было так грустно. Убегающее стремительно время ни на миг не играло на лапу, особенно теперь, когда оно делалось потраченным зазря: мало ли на свете бедствий, которые могли случиться с теми, кого так стремился спасти тот сиамский кот. Что, если все сейчас там, в Лесу, погибают, а она тут ходит без дела, хотя могла бы уже прибежать на выручку?

«Не смей останавливаться, Летиция,» — сурово сказала себе фурри. — «Давай, иди вперед! Ты должна! К черту усталость! Вперед!»

И тут где-то сбоку раздался подозрительный шорох. Дримлап вздрогнула и остановилась. Что это было? Кусты на той просеке, что была ближе всего от нее, заходили ходуном и затрещали, сбрасывая часть листвы, будто бы кто-то с другой стороны на них напрыгивал, пытаясь сломать как можно больше ветвей. Кто-то шел прямо сюда… Нет, не шел… Кто-то бежал прямо сюда! И бежал так, будто бы бег был последним, что можно было позволить себе в жизни этому «кому-то».