Пироженка все еще молчала, и трехцветка с лёгкостью смогла почувствовать своими цепкими, натренированными инстинктами, что с каждым ее словом новенькая все больше пугается, даже застывает в неподвижности. Трехцветка действительно прожила всю жизнь на улице и очень рано и очень прочно освоила ее правила. И, конечно, ей было непонятно как эти правила могут напугать Пироженку. Но и вправду напугали новую гостью улиц, только и знавшую, что витринную жизнь в мечтах о новом уютном доме, еще большей клетке, да с еще более вкусной едой.
Для уличной кошки, такой как трехцветка, это жизнь была изо дня в день повторяющейся гонкой на выживание, и что для кого-то это может быть шоком и восприниматься с ужасом, она и не думала. Отсюда ей и было так трудно понять реакцию Пироженки, но принять и пожалеть новоиспеченную беглянку ей на удивление захотелось. А чувство сопереживания воистину редко приходит к тем, кто сам нуждается в изрядной его порции; как можно поделиться тем, чего сам не имеешь? Поэтому искреннее сопереживание бродячей кошки в сто раз ценнее сочувственной тирады, щедрой на слова холеной домашней красавицы, в жизни не знавшей бед и горя.
И уже бодрым и дружелюбным тоном Трёхцветка продолжила:
–Меня зовут Стэфа, я видела кусочек лета, одну осень, а это – моя первая зима. Я буду рада дружить с тобой и идти одной дорогой! Сегодня я нашла хороший ужин и припрятала его в одном надежном месте, чтобы отнести маме. Хорошо еще, что успела это сделать до того, как Бэк нашел меня и погнался. Я готова разделить свою порцию с тобой, так как мамину тронуть нельзя. Сама она ходить на охоту за едой не может, поэтому поесть может только, когда я принесу ей еду.
Стэфа с такой простотой говорила о своих благородных подвигах по спасению больной мамы, что Пироженка сразу и с легкостью угадала в ней большое и искреннее сердце.
– Ну так что, идешь? – всё также просто спросила Стэфа.
Пироженка была очень взволнована и напугана всеми происходящими событиями, и ей стоило большого труда отложить обдумывание всего на потом, собраться и ответить:
– Конечно! Я очень рада, что ты хочешь со мной дружить, я тоже очень хочу быть твоим другом!
– Ну, вот и договорились! Тогда запоминай, с этих пор я буду тебе рассказывать об уличном мире и правилах, по которым тут живут. Первое время держись меня и делай только то, что я говорю, а дальше разберемся.
– Хорошо. – У Пироженки полегчало на душе. Ведь теперь она чувствовала, что находится под защитой. И её совсем не смущал юный возраст и небольшой размер защитницы, она чувствовала, что не этим измеряется сила.
– Вот тебе первое правило: «Никогда не иди туда, где есть собаки!». А значит, не ходи в их часть города и прежде чем куда-то вообще идти, всегда проверяй нет ли там собак.
– А почему мне надо их бояться? В магазине вместе со мной жили щенки и мы с ними очень дружили!
– Был Бэк похож на тех упитанных, холёных щенков, что ты видела в магазине? – грозно метнула в сторону Пироженки вопрос Стэфа.
Та лишь растеряно мотнула головой, подтверждая скрытую в вопросе догадку Стэфы: «Ох, как не был!»
– Так вот, здесь все собаки такие, как Бэк. А те щенки остались в прошлой жизни, здесь ты их не встретишь, здесь они бы умерли. – Коротко продолжила и сразу же завершила своё разъяснение Стэфа.
Пироженку все еще шокировала холодная невозмутимость Стэфы.
«Как можно так спокойно говорить о таких страшных вещах?» Мысленно задала сама себе вопрос Пироженка. Но быстро смогла собраться и оживленно отправиться на встречу новой жизни.
Они вдвоем направились к арке, которая и привела Пироженку в этот дворик. Стэфа шла впереди и Пироженка жадно ловила каждое её движение, стараясь запомнить всё, что только сможет.
Стэфа шла совсем иначе, чем Пироженка: она ступала очень осторожно и в каждую минуту была готова сорваться с места и убежать. Двигалась она немного прижавшись к земле, уши постоянно двигались, чутко поворачиваясь на любой шорох, хвост был опущен. Как же сильно это отличалось от обычного, бодрого, шумного, неосмотрительного шага Пироженки. Но она усиленно старалась научиться двигаться по-новому, и что-то у нее уже начинало получать, но с непривычки лапки быстро устали, и дальше эта усталость только усиливалась. Умение ходить такой пружинистой и напряжённой походкой требовало сноровки.