-- A скажите,-- перебивает его Марта,-- y вас не найдется добровольцев сделать нам колеса и лафет?
-- Э, нет, малютка! Нельзя просить все разом!
-- B сущности,-- бросил Предок, и это были его последние слова в хозяйском кабинете, -- единственно, без кого можно здесь прекрасно обойтись, так это без вас, господин Фрюшан.
Спускаясь по металлической лесенке, Тонкерель то и дело оборачивался к Предку и наконец решилса:
-- Hy, вы тоже хороши!..
-- A чего вы ждете,-- проворчал Предок,-- почему не выбросите к чертям этих Фрюшанов -- братьев-разбойников и К°?
И так как весь тупик с родичами и дружками был еще здесь, ожидая отчета нашей делегащш, Шашуан с размаху ударил кувалдой по опоке, скрывавшей нашу пушку "Братство".
Coсредоточенным молчанием приветствовала толпа освободившийся от оков некий странный предмет -- грязный, бесформенный, похожий на ствол сухого дерева, какой-то бородатый, шелушащийся.
-- Не горюйте,-- заявил Бавозе, обстукав пушку кувалдой,-- вот потрудимся над ней три ночки, и игрушечку получите, a не пушку!
Сенофр, специалист по сплавам, тоже осмотрел непонятный обрубок, поцарапал его ногтем, легонько ударил по боку небольшим медным молоточком.
-- Тише, вы...
Ударил, еще несколько раз ударил и все подставлял то одно, то другое yxo, словно не доверяя своим барабанным перепонкам. И наконец с мечтательной улыбкой вынес приговор:
-- По-моему, y вашей пушки "Братство" славный голосочек будет!
Три дня спустя.
Стрелки Дозорного возвратились домой еле живые от усталости. Из мэрии XX округа их повели на БюттШомон, где два часа подряд мучили разными артикулами. Потом они под барабанную дробь прошли по улице Пуэбла, Гран-Рю и выбрались через заставу Роменвиль. B полной темноте миновали Нуази-ле-Сек. На заре им велено было расположиться вдоль канала реки Урк, между Мулен-де-ла-Фоли и мостом Страсбургской железной дороги.
Два дня и две ночи провели они на насыпи канала, под открытым небом, без лалаток, даже огня им не разрешали развести. И все это ради чего? Чтобы любоваться проходящими мимо артиллерийскими обозами, сменой частей мобилей и пехотинцев и отчетливее слышать канонаду.
Кроме своих вещевых мешков, они притащили домой на плечах Матирасa, в кровь разбившего себе ноги, a также Ншцебрата, который ноги отморозил. A Пливар вернулся почти сумасшедшим.
Эта экспедиция, по словам Гифеса, подозрительно смахивала на наказание.
x x x
IПашуан, Бавозе, Фигаре, Удбин, как и большинство литейщиков, трудились под началом Тонкереля словно бы для самих себя. Работали посменно, чтобы не выпускать пушку из виду в течение тех пятнадцати часов, когда шла полировка, обточка на большем станке, приводимом в движение паровой машиной, a также в течение еще четырнадцати часов, пока растачивался ствол. Наконец после завершающих операций расточки, полировки и нарезки нам вручили нашу пушку "Братство".
Прямо роскошь!
Длинная, гладенькая, блестящая пушка "Братство", самая настоящая, лежавшая посреди литейной, была теперь к нашим услугам. Восемьсот пятьдесят килограммов. Тонкерель предложил нам пока оставить ee здесь, ведь ни лафета, ни колес y нас не было. Теперь-то уж можно довериться...
-- Верно, верно,-- смущенно твердила Марта,-- не в этом дело, только нам нужно немедленно перевезти пушку в тупик.
Без особого труда, правда с помощью огромной лебедки, мы погрузили нашу пушку на повозку, в которую был впряжен наш Бижу, a друзья литейщики надежно ee закрепили.
Ho уж больно неподходящее было время для торжественных въездов. Мы загнали повозку с пушкой под навес кузницы, откуда Барден убрал наковальню и весь свои инструмент. На пушку пришли взглянуть женщины -- мама с тетей, потом Бландина Пливар, Селестина, Фелиси, Мари Родюк, Адель Бастико, вдова Вормье, но особого интересa не проявили. Мы надеялись, что наиш бельвильские стрелки, вернувшиеся домой, устроят ей торжественную встречу. Ho слишком они измотались, до того, что даже простое любопытство оказалось им не под силу. Bo время евоей стоянки на насыпи между Муленом и железнодорожным мостом они вдосталь навидались пушек на колесах, e зарядныыи ящиками и прислугой, столько перед ними прошло на передовую линию и обратно батарей в полном составе, что голый ствол нашей красавицы, укрепленной на повозке, показался им чуть ли не смешным. Однако Чесноков, Бастико и Феррье, сделав над собой усилие, все-таки подошли к ней. Медник плюнул, не на пушку, конечно, a в сторону. Забойщик скота долго ругался по-pусски, a гравер хихикнул. Гифес, тот обошел повозку и, еле шевеля от усталости губами, похвалил нашу прекрасную пушку, будто речь шла об нгрушке какой. A когда мы вошли в низкий эал кабачка, мы услышали, как Гифес, чуждый всяких иллюзий, разглагольствовал на тему: "Когда же начнут принимать всерьез вооруженный народ?"