Читаем Пушка 'Братство' полностью

Был только один человек, не считая, конечно, Марты, иринявший всерьез кладь на нашей повозке,-- я имею в виду Мариаля. Слесарь подбирался к пушке "Братство" как-то бочком, осторожно, словно лисица, учуявшая капкан. Протянул дрожавшие пальцы к жерлу пушки, потом резко отдернул их, будто ожегся. Покачал головой, буркнул:

-- Детки вы мои! Бедные мои детки! Вы и сами не знаете, что наделали! -- И даже побледнел от волнения.

Когда наш кортеж въезжал в тупик, мы спиной почувствовали, что вслед нам глядят из-за полуопущенных штор мясной и аптеки Бальфис и Диссанвье, которых кликнули их служанки. Мясник после того елучая с теленком, a аптекарь после своего назначения в муниципалитет не смеют больше прохаживаться по тулику, но зато, когда мы проходим мимо, они смотрят на нас насмешливо с порога своих лавок.

-- Надо организовать постоянную охрану пушки,-- заявила Марта.

"0p-га-ни-зовать"--это слово, подхваченное в клубах, Марта произносила торжественным тонои. Для ee губ политический жаргон обладал сочностью плода.

-- Охрану? Это еще зачем? -- запротестовал Торопыга.

Марта возмутилась: значит, он, Торопыга, считает, что на пушку "Братство" так-таки никто и не польстится?

-- Ho ведь Барден рядом; он в кузнице ночует,-- поспешил пояснить свою мысль сын Феррье, продавец газет.

Даже Марта не решилась настаивать на своем, этим все сказано. Итак, диковинная наша пушка "Братство" стоимостью пять тысяч самых настоящих франков, сумма, которую никто никогда из наших не видел, даже рабочие, вкладывавшие всю свою душу, все свое умение в работу,-- единственная пушка в осажденном Париже, о которой не ведал генеральный штаб, пушка без лафета, без колес, без ядер, без упряжи и без прислуги,-- находилась под охраной глухонемого.

Отдельные записи из отчетов, посылаемых Флурансу в тюрьму, дополненные кое-какими подробностями и замечаниями личного характерa.

Чаще всего выдвигают такое предложение: дать правительству неделю срока, чтобы за эту неделю оно добилось снятия осады. Если за это время ничего сделано не будет, отправиться всем поголовно во главе с республиканскими мэрами в перевязях к Ратуше и провозгласить Коммуну.

Какой-то оратор из района Елисейские Поля -- Монмартр заявил:

-- Клуб Революции решил, что флагом Коммуны будет красное знамя. Красный цвет,-- уточнил он,-- это цвет солнца, огня, самой природы, цивилизации. B древних религиях красный цвет считался священным цветом. Огнепоклонники обожествляли красный цвет, если же приглядеться к этимологии восточных языков, то обнаружится, что слово "красный" одновременно обозначает и "прекрасный", то же и в славянских языках -- красный там синоним прекрасного...

Спросили Чеснокова, тот подтвердил, что так оно и есть.

Ораторы одобряют этот выбор знамени, каждый на свои лад превозносит красный цвет. Один черпает примеры все в той же мифологии -- и люди, изголодавшиеся по знаниям, готовы слушать его часами.

-- Прометей похитил небесный огонь, другими словами, научил людей искусству добывать огонь. Тем самым с его помощью они перешли от стадии животного к стадии общественного бытия. Красный цвет -- цвет огня -является, таким образом, эмблемой цивилизации. Вспомним также Аполлона...

Другой ссылается на Французскую революцию, что слушателями всегда высоко ценится:

-- B трехцветном знамени белый цвет означал короля, синий -- закон, a красный -- народ... Так вот, y нас нет больше королей, и народ сам устанавливает законы. Поэтому выбор красного цвета для знамени Республики более чем естественен.

A председатель клуба Рен-Бланш на Монмартре бросил такую фразу:

-- Нынче красного цвета боятся только быки да индюки!

Коммуна y всех на устах, причем определяют ee все по-разному. "Единственная власть, способная спасти отечество и цивилизацшо", "новый комитет Карно *, призванный организовать победу...* Коммуна, твердят все, в самое ближайшее время обоснуется в Ратуше. A обосновавшись, первым делом возьмется за пруссаков -- Коммуна их выгонит. Причем, по мнению некоторых, уже одно ee существование все уладит. A деньги Коммуна будет брать там, где они есть: сначала в церквах, где полно

золотой и серебряной утвари, из которой она будет чеканить монету; она может также обратить колокола в кучу денег, если, конечно, их не придется переливать на пушки! Наконец, она конфискует церковное имущество, a также имущество различных религиозных конгрегаций, бонапартистов и беглецов. B результате всех этих конфискаций она сможет накормить народ и будет финансировать рабочие общества, которые заменят хозяев.

ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯВоскресенье, 1 января 1871 года. После полуночи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука