В свое время В.Д. Назаров выдвинул предположение, что создание «Воинской книги» следует связать с деятельностью Лжедмитрия I, а сам перевод отражает реалии польско-литовского военного дела[242]
. Но аргументы историка следует признать неубедительными. В предисловиях «воинских книг» 1607 и 1620 гг. вполне определенно говорится, что работа над переводом началась по особому указу Шуйского в мае 1606 г., а все статьи являются дословными переводами немецких и, предположительно, французских (книга 1620 г.) артикулов. Описания войсковых должностей соответствуют не польско-литовским, а европейским аналогам: «полевой маршалк» – «feld-marschalk», «большой или воеводский пристав» – «ober-feld-profoss», «большой чиноначальник» – «ober-schuldheiss» и т. д. Наличие полонизмов у А. Михайлова-Радишевского (у М. Юрьева и И. Фомина они отсутствуют) можно объяснить тем, что переводчик был родом с Волыни[243].Многие историки полагают, что перевод Михайлова-Радишевского является «первым военным уставом». На самом деле первым руководством по военному делу следует признать «Военную книгу» 1607 г., причем назвать ее «уставом» можно лишь с определенной долей условности. Переводной трактат не являлся сводом правил и наставлений, обязательных к исполнению. Барон Леонард Фронспергер составлял рекомендации, обобщал опыт германской военной науки. Собственно и русский перевод был сделан с одной целью, обозначенной в предисловии – «для ведома всяких тамошних чинов и урядств», т. е. для изучения европейского военного дела, чтобы в будущем на основе немецкого трактата создать собственное «доброе строение ратных людей». Никаких других директив об обязательном внедрении положений «Воинской книги» в военную организацию Российского государства нет. Правильнее назвать ее военным трактатом, нежели уставом.
Также напрасно некоторые отечественные историки рассматривают другие положения книги 1607–1620 гг. применительно к российским реалиям того времени. Исследователи ошибочно используют ее в качестве источника по русской артиллерии, безосновательно показывают связь «Воинской книги» с русской действительностью[244]
. Между тем абсолютно все артиллерийские положения «устава» связаны с немецкой и частично французской классификацией орудий. Ничего подобного описанному в «указах» 233–269 («указы росписи снарядам») в русской артиллерии первой половины XVII в. не было.Вопрос применения некоторых положений «Воинских книг» на практике еще требует пристального изучения. Так, должность «голову у наряда» с первой четверти XVII в. заменяет «пушкарский голова», впервые упоминаемый в «воинских книгах» («zeugmeister» у Фронспергера).
Согласно документам XVII в. пушкарский голова сочетал в себе функции «пушечного приказчика» и «головы у наряда», ему предписывалось «… у пушечных и у колокольных и у всяких литейных дел быть ему (голове. –
Мы не знаем, применялись ли в боевых действиях те многочисленные «огненные хитрости», описанные в этих трактатах, или же артиллерийские мастера использовали свои рецепты и приемы.
Стоит надеяться, что в обозримом будущем всё же «воинские книги» 1607–1620 гг. будут опубликованы в издании, соответствующем правилам публикации исторических источников, с привлечением всех сохранившихся списков и с выявлением всех заимствованных из иностранных сочинений фрагментов.
«Огнестрельной наряд» царя Василия Шуйского
«Ныне они сами делают ружья и пушки, также и разные военные снаряды и очень запасливы ими, особливо стенобитнями, цельными и половинными картунами, малыми и большими полевыми пушками, фальконетами, мортирами, которых много вывозили они из Польши и Ливонии. Впрочем, они и сами много льют их и держат на сохранении в Пскове, Смоленске, Великом Новгороде, Ивангороде и Нотебурге», – писал шведский дипломат Петр Петрей де Ерлезунда о русской артиллерии 1608–1611 гг.