Можно представить себе, как Пушкин, готовясь к своему первому выступлению, бродил по осеннему парку, наново вбирая в себя впечатления от архитектуры садов, здании и монументов. В этой творческой прогулке особой внимание привлекает памятник в честь побед на полуострове Морейском — ростральная колонна из синего с белыми прожилками мрамора над самым прудом. Надпись на цоколе в сжатом и торжественном стиле военной реляции возвещала, что «крепость Наваринская сдалась бригадиру Ганнибалу. Войск Российских было числом шестьсот человек, кои не спрашивали, многочислен ли неприятель, но где он; в плен турков взято шесть тысяч».
Этот героический, «спартанский» стиль описания военных подвигов, расцвеченный географическими терминами Эллады, словно требует стихотворного размера и как бы диктует строфу. Начинают слагаться стихи о чесменском памятнике:
Так же величественен в своей простоте синий мраморный обелиск против окон большого дворца в память Катульской победы Румянцева, обратившего в бегство турецкого визиря Калиль бея:
Всюду символы побед, атрибуты войны, будящие и волнующие слова, выгравированные на медных досках: из округлого мрамора выступают корабельные носы, над точеными капителями реют орлиные крылья, из массивных пьедесталов выступают тонкие барельефные изображения Хиосской морской битвы, сожжения турецкого флота при Чесме, взятия острова Митилены — великие события отечественной истории, переплетенные с преданиями семейной хроники Пушкиных и Ганнибалов.
Военное прошлое сменяется животрепещущей темой «Двенадцатого года»; здесь и образ Наполеона, и московский пожар, и взятие Парижа. Заключительным аккордом композиции является обращение к Жуковскому, восхваление его «арфы золотой», «стройного гласа» и «трепетных струн». Патриотическая ода завершается гимном поэту.
Экзамен по словесным наукам состоялся 8 января 1815 года, в присутствии видных вельмож и ученых. Места почетных гостей заняли обер-прокурор святейшего синода и президент «библейского общества» А. Н. Голицын (на извращенные пороки которого Пушкин через несколько лет напишет известную эпиграмму), профессор церковной истории Иннокентий Смирнов, ректор духовной академии и доктор богословия В. М. Дроздов, в пострижении Филарет. Явились государственные сановники: военный деятель павловского царствования Н. А. Саблуков, насаждавший в русских войсках прусскую систему субординации; попечитель Казанского округа М. А. Салтыков, известный красавец и последний фаворит Екатерины (на его дочери женится в 1825 г. Дельвиг); министр народного просвещения Разумовский; зять его — молодой попечитель Петербургского учебного округа С. С. Уваров (впоследствии непримиримый враг Пушкина); дряхлеющий Державин и «Российский Ювенал» — поэт-сатирик Горчаков; наконец, ученые — доктор изящных искусств, прав и теологии П. Д. Лодий, читавший философию в Петербургском университете; В. Г. Кукольник, преподававший римское и гражданское право великим князьям; адъюнкт-профессор политической экономии в педагогическом институте М. Г. Плисов. Среди публики — Сергей Львович и другие родственники учащихся.
Почетным гостем считался знаменитый Державин, хотя он уже давно удалился от государственных дел. Ему шел семьдесят третий год; он болел и ждал смерти. Для торжественного случая он нашел нужным облечься в мундир, но подагрические ноги его были обуты в домашние бархатные сапоги… Пушкин запомнил его мутные глаза и старческие обвислые губы.
Г. Р. ДЕРЖАВИН (1743–1816).
С портрета маслом В. Л. Боровиковского.
Бывший вельможа доживал свой век в некоторой опале, отставленный от всех должностей. В 1807 году его псалом «Сетование» вызвал выговор Александра I: «Россия не бедствует». Царь перестал раскланиваться с престарелым поэтом. Секретарь Екатерины, первый министр юстиции в России, доживал свой век вольным сочинителем. Но в глазах лицейского начальства он еще сохранял свой авторитет как первый придворный поэт XVIII века, как автор оды «Бог» и один из столпов «Беседы».
Перед таким собранием виднейших ученых, администраторов и писателей Пушкину предстояло прочесть на-память свое большое стихотворение, по размерам почти поэму. В согласии с темой, необходимо было на всем протяжении чтения сохранять высокое напряжение голоса, повышенное воодушевление, местами даже подлинную патетичность.