Пушкин

Так отпечатлелась на полотне Пушкина рабовладельческая и рабская страна — город и деревня, общество и народ. Сосредоточив основное действие романа в обеих столицах и в усадьбах среднерусской полосы, Пушкин понемногу раздвинул свое повествование до отдаленных областей своей родины. Перед нами как бы карта России от Невы до Арагвы и от Петербурга до Бахчисарая. Над этим обширным пространством родной земли высятся профили городов и выступает в своих великолепных сооружениях и ансамблях русская архитектура — набережная Невы и Петровский замок, лицейские парки и львы на воротах московских проездов, балконы и башни Белокаменной — «дворцы, сады, монастыри…».

А вокруг безбрежная страна с ее лугами, рощами, холмами и нивами. Пейзажная живопись только начинала развиваться в России, когда Пушкин в «Евгении Онегине» дал целую серию превосходных видов природы, охотно развертывая действие романа под открытым небом. Знаменитые зимние картины («На стеклах легкие узоры, Деревья в зимнем серебре») или этюды ранней осени («Природа трепетна, бледна, Как жертва пышно убрана…») чередуются с разнообразными зарисовками, воссоздающими со всей отчетливостью возвышенности Тригорского, узкую ленту Сороти, зеркальные озера Псковской области и надгробную плиту у ручья в тени двух сосен, отбрасывающих свою сквозную тень на имя убитого поэта. Это особый одушевленный ландшафт Пушкина, неразрывно связанный с тревогами его любимых героев. Кусты сирени и аллея к озеру в окрестностях Михайловского навсегда увековечены сердечным волнением влюбленной Тани.

Но более всего привлекает Пушкина духовная жизнь его родины. Он вспоминает поэтов, с которыми встречался на жизненном пути, — драматургов, пленявших его в юные годы, — знаменитых артисток драмы и балета. Художественная культура страны так же дорога поэту, как и чарующая красота ее бескрайных просторов.

В «Евгении Онегине» сказался глубокий интерес Пушкина к передовому общественному движению его времени. К концу романа автор хотел полностью раскрыть политический подъем лучших представителей своего поколения в их стремлении преодолеть «аракчеевщину» высшими началами разумного и свободного строя. Следы этого замысла ощущаются и во всем романе — декабристском по своему основному идейному звучанию.

Жанр пушкинского романа в стихах отличался сложностью и новизной. Он слагался постепенно, исходя из малых видов, но в процессе работы открывая русской литературе дальние пути и глубокие формы. В 1828 году Пушкина прельщает новый род шутливой поэмы, то есть легкой и забавной повести, столь ценимой им с ранних лет. В наброске предисловия к первой главе «Евгения Онегина» он сообщает, что его фрагмент «напоминает «Беппо», шуточное произведение мрачного Байрона».

Но по своему содержанию воссозданный Пушкиным быт петербургского юноши нисколько не напоминает венецианский фривольный анекдот, рассказанный Байроном. Только установленный здесь английским поэтом новый тон юмористического разговора и обрисованный им новый тип беспечного героя отвечают в основном повествовательной манере, отметившей и первую главу «Онегина». Сам Байрон писал, что в его игривой повести есть «политика и драма», то есть современная действительность, сатирически разоблаченная. Это был важный шаг знаменитого романтика к реалистическому методу. Ему соответствовал и новый общественный тип, впервые обрисованный теперь автором «Корсара». От своих демонических героев он переходит здесь к зарисовке фата и мота, блестящего «денди» (как называет своего графа поэт в LX строфе «Беппо»). Это один из представителей современного общества: театрал, танцор, острослов, галломан, женский угодник и «модный франт» — таков новый герой, разработанный тем сатирическим методом, который Пушкин и приветствовал в «мрачном Байроне». Это была, по выражению творца «Онегина», «сатира и цинизм», — другими словами реализм, по термину, в то время еще неизвестному.

Новый стиль мировой поэзии всегда зорко учитывался Пушкиным. Но в его разработке поэт шел своим путем. Так неожиданный тон «шутливого» Байрона превратился под его пером в живую и острую хронику русской современности, исполненную «холодных наблюдений» и скрытой печали.

Но шутливая венецианская поэма была подготовкой к «Дон-Жуану», произведению «безгранично гениальному», по выражению Гёте. Байрон выковал в нем новый могучий жанр — роман в стихах, неисчерпаемый по своим возможностям, богатству тематики, разнообразию мотивов, стиховых интонаций и разговорных стилей. Пушкин с обычной зоркостью высоко расценивает этот новаторский вид эпопеи и смело приступает к его разработке: намеченное и начатое весною 1823 года произведение «не роман, а роман в стихах, — дьявольская разница. Вроде Дон-Жуана», — сообщает он вскоре Вяземскому.