Пушкин

Создание величайшего поэта средневековья не случайно названо Пушкиным. Он горячо любил и превосходно знал всю мировую поэзию. Он высоко ценил «Скорби» Овидия, хроники Шекспира, эпиграммы Вольтера, поэмы Байрона. Он дал свои вариации на «Божественную комедию» и «Фауста». Он создал бессмертное двустишье об «Илиаде». Великие поэмы, эпос и драмы всех времен и народов находились в его мастерской, как слепки с античных статуй в студии художника. Поэтическое наследие веков и наций было по праву принято гениальным русским поэтом. Признавая великое значение классических образцов, он стремился достигнуть в своем искусстве их испытанного веками совершенства. И в процессе упорного труда, окрыленный своими светлыми вдохновениями, он достигал этой цели и нередко легко и радостно поднимался над ней на новую высоту.

«Есть высшая смелость. Смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческой мыслью», — писал Пушкин в 1827 году; таковы, по его мнению, величественные шедевры мировой поэзии. И в этом именно сказался основной конструктивный закон поэм, трагедий, романов Пушкина. Высшему подъему его творческой мысли всегда соответствовали просторы плана и смелость замысла.

Но это не давалось даром. Кабинет писателя был превращен в библиотеку. Собрание книг на шести языках по литературе, филологии, истории и государствоведению служило поэту в его творческой работе. Пушкин в своем стремлении к законченности и гармонии не знал предельной черты. Его рукописи, испещренные бесчисленными дополнениями и вариантами, представляющие подчас сплошную сетку перечеркнутых строк, непререкаемо свидетельствуют о беспримерной воле поэта-мастера воплотить представший ему образ во всей его силе, чистоте и стройности.

Начальный автограф поэмы о Тазите представляет собой ряд зачеркнутых стихов, от которых сохранилось лишь несколько слов. Их сменяют первые наброски, написанные необычным для пушкинских поэм размером — хореем («Не для тайного совета, не для битвы до рассвета, не для встречи кунака…»). Эти черновики приобретают понемногу энергию и краски, видоизменяются в своей оркестровке и выливаются, наконец, в превосходную, подлинно пушкинскую строфу, полную движения и драматизма:

Не для бесед и ликований,
Не для кровавых совещаний,
Не для расспросов кунака,
Не для разбойничьей потехи
Так рано съехались адехи
На двор Гасуба старика.

Сразу достигнут тот глубокий внутренний ход ритмической волны, который своим нарастающим подъемом и внезапным падением как бы отражает всю настороженность и опасность этого смертельно напряженного быта горцев («В нежданной встрече сын Гасуба рукой завистника убит…»). Первая же стиховая фраза «Тазита» уже возвещает своей интонацией ведущую трагическую тему всей поэмы.

Но такие победы требовали всего человека и захватывали всю жизнь. Сам Пушкин свидетельствовал в 1825 году, что поэзия — это исключительная страсть, поглощающая без остатка все наблюдения, все усилия и все впечатления человека. С обычной сдержанностью и стоицизмом он не произнес ни одной жалобы на тяжелые испытания, боль и муки, выпадающие на долю поэта. Но его младший современник, Некрасов, сохранил волнующее предание о страдальческом возгласе Пушкина над расчеркнутыми цензурой гранками его поэмы: «Это кровь моя проливается…»

2

Так работал Пушкин в тридцатые годы. Он углублялся как лирик и вырастал как мыслитель, историк и ученый. Над разработкой отдельных характеров в творчестве его этой поры заметно преобладают темы социального порядка, мотивы борьбы, политические драмы русского прошлого.

В своей библиотеке он прилежно собирает крупнейших современных историков и социологов. Здесь был представлен автор «Истории завоевания Англии норманнами» Огюстен Тьерри, который, по свидетельству Пушкина, сделал его «ужасным политиком». Это был сторонник эпической истории, возрождавшей ушедшие века художественной трактовкой археологии и хартий. Исторические труды Тьерри представляли значительный интерес и по своему идейному направлению: он был родоначальником идей классовой борьбы в научной истории Франции, отстаивал права угнетенных национальностей и видел моральную задачу историка в возбуждении сострадания к обездоленным и униженным. Долгое время он был личным секретарем и виднейшим сотрудником великого социального мыслителя Франции Сен-Симона.

В библиотеке Пушкина имелись основные труды по сен-симонизму: коллективное исследование «Доктрина Сен-Симона», в которой излагались перспективы социального будущего и освещалась выдающаяся роль поэта в создании новых общественных отношений. Другая книга из библиотеки Пушкина — «Сен-симоновская религия» — была преимущественно посвящена роли художника и значению изящных искусств в жизни новых обществ. В экземпляре этой книги, сохранившейся в пушкинской библиотеке, ряд мест очеркнут карандашом.