Пушкин

Восьмилетний Пушкин написал стихотворную шуточную поэму «Толиада», где описал битву между карлами и карлицами. Пушкин прочел гувернеру начальное четырехстишие, но вместо одобрения француз довел ребенка до слез, осмеяв безжалостно всякое слово этого четырехстишия. Кроме того, он нажаловался матери поэта, обвиняя ребенка в лености и праздности. Разумеется, в глазах Надежды Осиповны дитя оказалось виноватым, а самодур-учитель – правым, и она наказала сына, а учителю прибавила жалования. Оскорбленный мальчик разорвал и бросил в печку свои первые стихи.

Наученный горьким опытом, он более не показывал стихи гувернерам, а развлекал своими пьесами любимую сестру Оленьку. Именно Ольга стала его первым слушателем, причем весьма придирчивым. Однажды сестренка освистала комедию, написанную по-французски своим братиком, сочтя ее чересчур уж похожей на комедии Мольера.

Русской грамоте выучила Александра бабушка Марья Алексеевна; потом учителем русского был некто Шиллер; и, наконец, до самого поступления Александра в Лицей – священник Мариинского института Александр Иванович Беликов, довольно известный тогда своими проповедями. Он, обучая детей Пушкиных закону Божию, попутно учил их русскому языку. Но даже при поступлении в лицей Пушкин все еще довольно плохо писал по-русски.

Еще Беликов учил детей арифметике. Арифметика давалась Саше крайне тяжело, и часто над первыми четырьмя правилами, особенно над делением, заливался он горькими слезами.

Известно, что в детстве Пушкин обучился и основам английского языка, но эти знания были далеки от совершенства. Особенно плохо обстояли дела с произношением. Пушкин, уже взрослым, легко мог читать английский текст и понимал его, но говорить не мог.

Кроме того, родители возили детей на уроки танцев, или «танцевания», как тогда говорили, и на детские балы к знаменитому Петру Андреевичу Иогелю, научившему танцевать несколько поколений москвичей.

Пушкины постоянно жили в Москве, но на лето уезжали в деревню Захарьино (Захарово), принадлежавшую бабушке Марии Алексеевне, верстах в сорока от Москвы. Здесь частенько звучали русские песни, прибаутки, устраивались праздники, хороводы.

Сохранился анекдот, описывающий один из эпизодов той деревенской жизни.

В Захарове жила у них в доме одна дальняя родственница, молодая помешанная девушка, жившая в особой комнате. Кто-то придумал, что ее можно вылечить испугом. Раз маленький Пушкин ушел в рощу, где любил гулять: расхаживал, воображал себя богатырем и палкою сбивал верхушки и головки цветов, а вернувшись домой, увидел свою несчастную родственницу в слезах, растрепанную и встревоженную.

– Братец, меня принимают за пожар! – прокричала она ему. Оказывается, в ее комнату провели кишку пожарной трубы, чтобы в лечебных целях напугать девушку.

Удивительно, что маленький мальчик оказался куда умнее взрослых и сообразил, как успокоить бедняжку. Тотчас сообразив в чем дело, Пушкин начал уверять ее, что она напрасно так думает, что ее сочли не за пожар, а за цветок, что цветы также из трубы поливают.[8]

Окружение Пушкиных

В доме Пушкиных нередко бывали Карамзин, Жуковский, Дмитриев и другие известные писатели того времени. Писал стихи и дядя Александра – Василий Львович Пушкин, человек умный и интеллигентный. Он рано обратил внимание на дарование племянника.

Мальчик выказал неподдельный интерес к этим даровитым людям. Будучи всего лишь пяти лет от роду, он уже понимал, что Николай Михайлович Карамзин – не то что другие. Обычно неусидчивый Сашенька мог подолгу молча сидеть, вслушиваясь в разговоры поэтов. Однако мог и надерзить! Рано проявилась в нем черта, которая и впоследствии не раз вредила Пушкину: он не умел промолчать в ответ на обидное замечание, кем бы таковое ни было сделано, отвечая каждый раз резко и остроумно. Так, однажды прославленный поэт Дмитриев, характеризуя африканскую внешность пятилетнего Сашеньки, сказал: «посмотрите, какой арабчик!». Дитя рассмеялось и, оборотясь ко взрослым, проговорило скоро и смело: «Зато не рябчик!». Дмитриев же, переболевший оспой, был рябым. [9] К счастью, оценив экспромт, пожилой поэт в тот раз лишь добродушно рассмеялся.

Но подобные шалости далеко не всегда сходили с рук мальчику! Частенько его наказывали за дерзость. Это была одна из причин, по которым Надежда Осиповна не слишком привечала своего строптивого старшего сына, предпочитая ему покладистого и милого Левушку. Поэтому когда в 1811 году пришло время молодому Пушкину ехать в Петербург для поступления в лицей, он покинул отеческий кров без малейшего сожаления, за исключением печали от разлуки с сестрой, которую он всегда любил.

«Видел я трех царей…»