В 1825 году Пушкин встретил в Тригорском племянницу Осиповой Анну Керн – даму необыкновенной красоты и весьма искушенную в любви. Двадцатипятилетняя красавица состояла в несчастливом браке со стариком-генералом Ермолаем Федоровичем Керном, этаким солдафоном, который не мог похвастать ни умом, ни образованием. Отношения Анны с мужем не сложились, и она поначалу заводила романы на стороне, а потом и вовсе стала жить от мужа отдельно, причем почти открыто имела любовника – полтавского помещика Аркадия Гавриловича Родзянко, поэта и приятеля Пушкина по обществу «Зеленая лампа». Конечно, подобное поведение шокировало ее родню. Прасковья Александровна мечтала вернуть блудную племянницу в лоно семьи и примирить ее с мужем. Она пригласила ее в Тригорское, чтобы затем вместе отправиться в Ригу, где квартировала дивизия ее супруга.
А Керн мечтала познакомиться с Пушкиным!
Эта мечта ее сбылась, но сблизились они не сразу. «Да и трудно было с ним вдруг сблизиться; он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен, и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту… Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-нибудь приятно волновало его»[75]
, – вспоминала Керн.Однажды Пушкин прочитал Тригорскому обществу своих «Цыган». Керн была в упоении как от текучих стихов поэмы, так и от его чтения, в котором было столько музыкальности, что красавица буквально истаивала от наслаждения. Ее заворожил певучий голос поэта.
Через несколько дней после этого чтения вся компания совершила поздним вечером прогулку в двух экипажах. Погода была чудесная, лунная июльская ночь дышала прохладой и ароматом полей. В одном экипаже оказались Пушкин, Анна Вульф и Анна Керн. То была своеобразная поездка: Пушкин, без всякого смущения, на глазах влюбленной в него Анны Николаевны, ухаживал за Анной Петровной. Он казался добродушно веселым и любезным, шутил без острот и сарказмов, хвалил луну, не называл ее глупою, а, напротив, говорил: «Я люблю луну, когда она освещает прекрасное лицо». Анна Керн всей душой наслаждалась прогулкой, а Анна Вульф – молча ревновала.
То был последний вечер пребывания Анны Петровны в Тригорском: на другой день она должна была уехать в Ригу, мириться с мужем. Да и Прасковья Александровна уже только и думала о том, как бы поскорее удалить из своего поместья слишком красивую, да к тому же нестрогих правил, племянницу.
В день ее отъезда Пушкин пришел в Тригорское утром, а не в обед, как обычно, и на прощанье принес Анне Петровне экземпляр II главы «Онегина», в неразрезанных листках, между которых Анна нашла вчетверо сложенный лист бумаги со стихами: «Я помню чудное мгновенье» … Когда она собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, Пушкин вдруг выхватил листок и не хотел возвращать. Насилу выпросила она у него эти стихи опять.
Несмотря на все старания Прасковьи Александровны примирения Анны с мужем не произошло, хотя они и жили вместе какое-то время. Потом Анна Петровна снова оставила мужа и уехала в Петербург, где очень подружилась с Антоном Дельвигом и его женой Софьей и даже сняла квартиру в одном с ними доме.
Обиженный и разгневанный Ермолай Керн решительно отказал беглой супруге в деньгах. Он публично заявлял, что жена «бросила его, разорив долгами, предалась блудной жизни, увлеклась совершенно преступными страстями своими»[76]
. За Анной Керн даже закрепилось прозвище «блудница вавилонская».Но она не погибла! Сильная женщина зарабатывала переводами, а после смерти своего нелюбимого мужа отказалась от полагающейся ей пенсии и вышла замуж – по собственному выбору, по любви, за человека на двадцать лет ее моложе.
Декабристы
1 декабря 1825 года в Таганроге скоропостижно умер бездетный император Александр Павлович. Войска, как и полагается, присягнули Константину – второму по старшинству брату, бывшему наместником в Варшаве. Присягу начали приносить дворяне и чиновники… И вдруг все изменилось: объявили, что Константин Павлович от престола отрекся, и надо снова присягать, на этот раз третьему брату – Николаю Павловичу. Народ, простые солдаты недоумевали. И тут гвардейские офицеры раскрыли «правду»: мол, Константину не дают занять престол, нарочно держат его в Варшаве, подальше от Петербурга, а Николай обманом захватил власть. Надо подняться за истинного государя – за Константина! И за Конституцию. Все вышесказанное было совершеннейшей ложью, выдумкой Кондратия Рылеева, но солдаты поверили своим командирам. 14 декабря 1825 года в Петербурге несколько полков вышли на Сенатскую площадь, выстроившись в каре вокруг Медного всадника.
Весь Петербург был взволнован! К Сенатской площади подтягивалось все больше и больше зевак, наблюдая за стоявшими по квадрату полками. Зеваки толпились в окрестных переулках и усеяли крыши домов. Между собой переговаривались, недоумевали: кто же эта Конституция? Решили, что жена Константина.