Пушкин. Духовный путь поэта. Книга вторая. Мир пророка

Другой значительной объясняющей системой для сознания этих людей выступало устное поэтическое творчество, фольклор. Но и эта гносеологическая структура (выразимся крайне осторожно) по своей природе не требовала ни от рассказчика, ни от сказителя, ни от певца какого-либо видоизменения канонического текста, полученного им издревле, которое базировалось бы на соображениях вновь появившегося критерия безусловно логического толка. Появление подобной процедуры сразу переводила бы фольклорный акт в авторское творчество и помещала его в какую-то художественно-идеологическую традицию, в основании которой всегда лежит, простое или сложное, но объяснение, почему изменен канон и какая этому есть причина, которую возможно логизировать.

У Толстого есть гениальное место в «Войне и мире», в котором он описывает данный тип сознания в Платоне Каратаеве: «Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, — так же, как он не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: „родимая, березанька и тошненько мне“, но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова» [4, 56].

* * *

Расхождение между двумя типами цивилизаций — восточно-христианской и западно-христианской имеет не только гносеологический характер, они устремлены — в плане освоения мира — на разные объекты и, соответственно, порождают разные ценности. И в целом мировоззренческая ситуация современного постмодернистского мира приобретает черты эпистимологического раскола по линии отказа со стороны Запада от детерминистско-аксиологического инструментария осознания и объяснения бытия при сохранении подобных подходов не только в России, но и в странах конфуцианской и исламской цивилизаций. При этом производится насилие над природой не только мышления человека, но и над фундаментальными свойствами физического времени, которое имеет линейную природу, и, согласно этому, все формы отражения действительности неизбежно обладают этой линейностью, приводя общую эпистомологическую матрицу к структуре п р о ц е с с а — к пониманию того, что есть д о и п о с л е, с н а ч а л а и п о т о м. Сама человеческая жизнь представляет собой процесс развития и накопления информация, биологической энергии от точки зарождения до точки исчезновения.

Этому типу сознания не только кажется, но оно выстраивает достаточно продвинутую модель фрагментарной картины бытия, в которой каждый элемент обладает своей безусловной онтологической ценностью, и связь между ними осуществляется лишь на уровне поверхностных сочетаний и взаимодействий, не более того.

Катастрофа (с точки зрения оппонентов) для такого типа сознания наступает не только потому, что оно по своим генетическим корням, как мы выше ссылались на М. Хайдеггера, «беспочвенно», оторвано от высшей реальности и отражает действительность преломленным образом, но и потому, что оно отказывается от восприятия бытия как некоей целостности, предопределенной в своем развитии рядом генеральных закономерностей. Другой вопрос, что эти закономерности могут быть не увидены и осознаны человеком в пределах ограниченного жизненного эмпирического и психологического опыта и, как правило, остаются за скобкой осуществляемого индивидуального аналитического процесса. Но разные типы культур обладают различной способностью генерирования обобщенных представлений о действительности и человеке. Потенции и своеобразие гносеологии и аксиологии также различаются в разных типах цивилизаций, что связано с их филогенезисом, реальным историческим развитием, использованием определенного языка и созданным на его базе понятийного аппарата.

Очевидно, что русская культура и в целом то цивилизационное образование, которое репрезентирует Россия, отличны по выделенным выше критериям от обществ и культур иного происхождения и основания. Общего, заметим сразу, больше, чем непохожего, но эта непохожесть играет заметную роль в той парадигме непонимания, какая сопровождает взаимную рецепцию России и Запада.