А в письме Александры Николаевны от 28 ноября того же года мы читаем: «…Я простудилась на другой день после отправки этого злополучного письма и схватила лихорадку, которая заставила меня пережить очень неприятные минуты, так как я была уверена, что все это кончится горячкой. Но слава богу все обошлось, мне только пришлось пролежать 4 или 5 дней в постели и пропустить один бал и два спектакля, а это тоже не безделица. У меня были такие хорошие сиделки, что мне просто было невозможно умереть. В самом деле, как вспомнишь о том, как за нами ходили дома, постоянные нравоучительные наставления, которые нам читали, когда нам случалось захворать, и как сама болезнь считалась божьим наказанием, я не могу не быть благодарной за то, как за мной ухаживали сестры, и за заботы Пушкина. Мне, право, было совестно, я даже плакала от счастья, видя такое участие ко мне; я тем более оценила его, что не привыкла к этому дома».
Найденные нами письма свидетельствуют о том, что и Александра Николаевна также тепло, по-родственному относилась к зятю. Так, например, неоднократно по поручению Пушкина передает она брату различные его просьбы.
«Пушкин просит тебя прислать ему писчей бумаги разных сортов (у Гончаровых была большая бумажная фабрика –
«Что касается денег за бумагу, то Пушкин просит передать, что у него их совершенно нет и что, даже когда они у него будут, он ничего не может тебе уплатить вперед в настоящее время» (октябрь 1835 г.).
«Посылаю вам условия, заключенные вашим превосходительством, чтобы напомнить об обещании нам данном насчет лошадей… Надеемся на твое честное слово. Еще два мужских седел, одно для Пушкина, а другое похуже – для Трофима… Пушкин христа ради просит, нет ли для него какой-нибудь клячи, он не претендует на что-либо хорошее, лишь бы пристойная была; как приятель, он надеется на тебя» (июнь 1835 г.).
«А теперь у меня есть поручение от Пушкина напомнить тебе прислать ему то, что ты ему обещал, а что – я не знаю. Я выполнила только его поручение» (конец декабря 1836 г.).
«Пушкин просит передать, что, если ты сможешь достать для него денег, ты окажешь ему большую услугу» (22–24 января 1837 г.).
В пушкиноведческой литературе неоднократно говорилось о том, что Александра Николаевна якобы мало выезжала в свет, не интересовалась балами и театрами и в семье Пушкиных занималась хозяйством и воспитанием детей. Мы не находим тому подтверждения в опубликованных за последние годы ее письмах.
Александра Николаевна с детства была очень дружна с младшей сестрой, поэтому она была ближе к ней, чем Екатерина, и в период совместной их жизни в Петербурге. Вполне естественно поэтому, что она принимала более близкое участие в семейных делах Пушкиных, однако не настолько, чтобы приписывать ей роль хозяйки и воспитательницы детей, вела хозяйство и воспитывала детей Наталья Николаевна. Александра Николаевна вовсе не избегала светского общества, наоборот, сестры Гончаровы стремились бывать там и нередко заставляли Наталью Николаевну чаще, чем она хотела бы, ездить с ними на вечера и в театр.
«Не слушайся сестер, – писал Пушкин жене в 1834 году, – не таскайся по гуляньям с утра до ночи, не пляши на бале до заутрени».
В первое время после переезда Александры Николаевны в Петербург в ней вновь воскресли надежды выйти замуж – мы будем далее говорить об этом, – но вскоре, видимо, они угасли, и письма ее часто полны печали и разочарования. Это была натура неуравновешенная: приступы черной меланхолии сменялись у нее веселым настроением, тогда она смеялась и шутила, иногда остроумно и зло. Письма рисуют нам ее как девушку культурную, очень интересующуюся музыкой, которая играет большую роль в ее жизни. Живя в Полотняном Заводе, она много читала, надо полагать, что и в Петербурге, где к тому были несравненно большие возможности, она знакомилась, как и ее сестры, с новинками литературы.
В пушкиноведении нет единого взгляда на отношение Александры Николаевны к Пушкину и Дантесу. Наиболее устойчивым на протяжении ряда лет было утверждение, что она была влюблена в поэта и, более того, в связи с ним. С совершенно непонятной легкостью Пушкину инкриминировалась эта связь, причем не были приняты во внимание ни благородство натуры поэта, ни его безграничная любовь к жене, ни, наконец, нежная, искренняя привязанность друг к другу обеих сестер, продолжавшаяся всю их жизнь.