Пушкин и Грибоедов

Онегин – наиболее яркая фигура, подобная персонам размышления Пушкина о Наполеоне, не командовавшем даже егерской ротой, или Декарте, не опубликовавшем ни строчки. (Наполеоновское и картезианское начала даны на выбор; Онегин слишком штатский по своей натуре человек; картезианское начало в нем даже помечено, хотя «ничего / Не вышло из пера его»: он назван философом в осьмнадцать лет). Но чтобы стало возможным такое изображение, необходима реалистическая полнота и определенность явленного. Нет никакой опоры для размышлений, что сталось потом с Пленником, с Алеко. Декабристский потенциал Онегина – запечатленная объективность. Несостоявшийся декабрист помог поэту преобразовать в финальных главах роман о современности в исторический роман о современности.

Пушкин сумел решить очень важную двуединую задачу: он вполне определенно показал заглавного героя в канун 14 декабря человеком околодекабристского круга, но и явственно обозначил возможный гипотетический вариант его судьбы; выбор остается за героем: у него своя голова есть, да и судьба на выдумки таровата.

А все-таки не к идеальной героине, но к странному герою в последний раз адресуется поэт. Онегин, каким он изображен в романе, неизменно дорог и близок поэту. Он представлен вначале в тонах сочувственного комизма, но уходит со страниц повествования героем трагического плана.

Перечитаем последние строки восьмой главы.

Блажен, кто праздник жизни рано

Оставил, не допив до дна

Бокала полного вина,

Кто не дочел ее романа

И вдруг умел расстаться с ним,

Как я с Онегиным моим.

Имя героя оставлено в последней строке: одно это значит так много; но вдумаемся в смысл текста: прощание с героем для Пушкина равноценно самому главному прощанию – с праздником Жизни! Можно ли представить себе более высокое и благородное расставание с приятелем? Закону дружбы Пушкин верен всегда, – и дрогнул от волненья голос поэта, когда имя героя произносится – в черновике перед характерным росчерком, означающим окончание, в печатном тексте перед словом «Конец».

Многому можно поучиться у Пушкина. Поучимся и дефицитному ныне гуманизму.

После шедевров

1

Творческий путь Грибоедова до сих пор осмыслен не полностью, хотя печатаются фрагменты и либретто его новых замыслов.

Констатирует автор грибоедовской «Энциклопедии»: «В литературоведческом обиходе утвердилось в качестве несомненной истины мысль о Г<рибоедове> – о его “литературном однодумстве”. Г.о.у. было объявлено в творчестве писателя случайным откровением, не обещанным его заурядными ранними литературными опытами и не развившимся в поздних его замыслах»212.

Увы, тему литературного «однодумства» писателя разрабатывает в основательной статье «Писательская драма Грибоедова» Н. К. Пиксанов, знаменитый исследователь действительного грибоедовского шедевра. Писательскую драму Грибоедова ученый усматривает именно в характере последних творческих исканий. «Мы пересмотрели все поздние пьесы Грибоедова, всё, что написано им за последние шесть лет его жизни, – и должны притти к одному выводу: все это нейдет ни в какое сравнение с “Горем от ума” – ни по художественным достоинствам, ни по жанру. Художественный уровень сразу явно снижается сравнительно с “Горем от ума”»213. С. А. Фомичев отмечает характерное мнение: «…наброски, сохранившиеся в Черновой, кажутся зачастую бледным подобием опубликованных произведений Г<рибоедова>. Это-то и создает впечатление, что в конце своего творческого пути драматург писал “хуже”, чем в начале». «Нельзя вполне доверять такому впечатлению»214, – заключает исследователь и делает попытку развенчать версию литературного «однодумства» Грибоедова.

С. А. Фомичев выдвинул сильный аргумент: художественное наследие Грибоедова «дошло до нас далеко не в полном виде»215 (прибавлю: и дошедшее осмыслено не в полном виде). Но практический шаг Фомичева в этом направлении оказался неудачным: исследователь прибегнул к реконструктивному анализу несохранившейся ранней пародийной комедии Грибоедова «Дмитрий Дрянской». При всей оригинальности и пользе такой реконструкции она не решает проблему «однодумства»: «водевильный» этап творчества Грибоедова активен, но неоспоримо, что драматические произведения до «Горя от ума» скромного уровня (впрочем, не уступающие уровню тогдашней драматургии), а «Горе от ума» – шедевр. Последующее поверяется только этой меркой.

1826 год, полный тревогами и горестными событиями, где выделяется расправа над декабристами, – неблагоприятный год для творчества. Но вот его концовка! С. Н. Бегичеву, 9 декабря 1826 года, Тифлис: «Я на досуге кое-что пишу». В Тифлисе, где поэт был с 3 сентября 1826 года по 12 мая 1827 года (потом выехал в действующую армию) у него еще выпадало время досуга. Годовщину трагического восстания писатель отмечает работой над своим вторым «Горем от ума» – трагедией «Грузинская ночь»! Уникальный случай в опыте Грибоедова: динамично достигнут результат творческий, поэт успел завершить трагедию.