Читаем Пушкин и Грибоедов полностью

Увы, судьба «Грузинской ночи» разделила трагизм личной судьбы автора. Взрослая жизнь Грибоедова оказалась бесприютной, кочевой; у него не было пристанища для хранения архива. Не годился для этого родительский дом: мать осуждала литературные занятия сына. Грибоедов отправлялся в Персию с тревожным предчувствием, но не оставил списка трагедии ни у друзей, ни даже вроде бы в надежных руках молодой любящей жены – может быть, потому, что чувствовал: слишком тяжела опорная идея нового творения. Относительно «Грузинской ночи» Грибоедов, по свидетельству Бегичева, решил так: «Я теперь еще в ней страстен и дал себе слово не читать ее пять лет, а тогда, сделавшись равнодушнее, прочту, как чужое сочинение, и если буду доволен, то отдам в печать»216. Такого времени ему не было отпущено.

«После разгрома российского посольства в Тегеране 30.1.1829 юной вдове Г<рибоедова> возвратили и личные вещи, и даже книги покойного. Ни одной бумаги из его архива возвращено не было»217.

Не решившийся дать Бегичеву список рукописи «Грузинской ночи» в свой последний проезд на юг, Грибоедов оставил у него объемистую сшитую тетрадь своих разнообразных черновиков. Позже тетрадь перешла в руки энтузиаста сбора грибоедовских материалов Д. А. Смирнова. В тетради нашлись два отрывка из «Грузинской ночи» и еще несколько черновых фрагментов оттуда. Судьба и этих автографов Грибоедова драматична: тетрадь погибла в пожаре, случившемся в доме Смирнова. По счастью, она уже была опубликована.

Не исключено, что на восприятие «Грузинской ночи» негативно повлияло и такое обстоятельство. Основные сведения о трагедии до нас дошли от одиозного Ф. Булгарина. Но только в его изложении известен сюжет «Грузинской ночи»218.

Грузинский князь выкупил любимого коня ценою отрока. (Узнаём эпизод с Нестором негодяев знатных, который преданных ему слуг променял на борзых собак? Но теперь ранее лишь сообщаемый факт становится предметом изображения и рефлексий). Матерью отрока оказывается верная слуга, когда-то кормилица в доме князя, много ему послужившая, ныне нянька его выросшей дочери. На ее мольбу о сыне князь гневается, потом смягчается, обещает выкупить ее сына – и, как водится, забывает о своем обещании. Что остается делать бесправной рабе перед самодуром-господином? Она решается мстить, призывая на помощь Али, злых духов Грузии. Дочь князя влюбляется в русского офицера и убегает с ним из дома. Князь настигает беглецов, стреляет в похитителя, но Али отводят пулю в сердце дочери. Но и этого кормилице мало: она сама стреляет в князя – а убивает родного сына.

До нас дошли лишь два незначительных по объему черновых отрывка – диалог кормилицы с князем и ожидание кормилицей прилета Али, к уже отчаявшейся было женщине они все-таки прилетают. Двух фрагментов, конечно, недостаточно для полноценного сопоставления трагедии с тщательно обработанной комедией, и все-таки некоторой «натуральной» информацией о трагедии мы располагаем. Смирнов, опубликовавший Черновую тетрадь Грибоедова (в публикацию включены фрагменты трагедии), справедливо заметил: «всякому известно, что… нет ни относительно хороших, ни относительно дурных материалов, но все они хороши, – стоит только объяснить смысл, значение каждого из них и найти каждому факту соответственное, приличное место в биографии писателя»219.

Булгарин приводит мнение своего сподвижника: «Н. И. Греч, услышав отрывки из этой трагедии и ценя талант Грибоедова, сказал в его отсутствии: “Грибоедов только пробовал перо на комедии “Горе от ума”. Он займет такую степень в литературе, до которой еще никто не приближался у нас: у него, сверх ума и гения творческого, есть – душа, а без этого нет поэзии!”» (с. 36).

Право, жаль, что Грибоедов таких слов не слышал.

Добавим в серию парадоксов: Пиксанов считает, что после «Горя от ума» Грибоедов не создал «ничего сколько-нибудь ценного» – Греч в сопоставлении «Горя от ума» с «Грузинской ночью» в комедии (при всех ее достоинствах!) видит только пробу могучего пера.

Гиперболы хороши для ясного оформления мысли. Они работают и на выразительность высказывания. Но истины ради они требуют уточнений.

Шаг писателя вперед носит не эволюционный, а революционный характер. Это означает, что новые обретения не добавляются, расширяя прежние, а с неизбежными потерями вытесняют, заменяя, какую-то часть прежних достижений. Пиксанов увидел потери и не стал оценивать, ради чего на них пошел писатель. Греч увлекся прорывом вперед, но истолковал новаторство односторонне и невпопад. «Душевность» – не редкость, а коренное свойство настоящей литературы.

Перемены жанра с комедии на трагедию никто не ожидал: «Горе от ума» создало автору понятную репутацию. Грибоедов чувствовал давление читательских ожиданий, оно его раздражало. Очень скоро произошла трагедия 14 декабря. Кому другому, но уж никак не Грибоедову было развлекаться комическими сюжетами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки