Пушкин и компания. Новые беседы любителей русского слова

Израиль хочет создать себе спасение своими собственными руками, поэтому израильская стихия и лежит в основе новоевропейской культуры. Возрождение, просвещение, революция – все это имеет под собою опыт сведения благодати, которая дается даром и по неизвестному определению, на естественные усилия человека, которые должны быть вознаграждены по справедливости и в которых нет ничего таинственного, но все телесно и чувственно-реально. Каббала есть принцип человеческого естества, активно направленного против стихии благодати.

Каббала есть обожествление и абсолютизация Израиля. Израиль – принцип отпадения от христианства и оплот всей мировой злобы против Христа.

Израиль – проклятие всего христианства, народ, гонимый, избиваемый всем светом и христианами прежде всего, предмет самой черной, самой глубокой злобы всех самых высоких представителей христианства. Но что же в результате всего этого. В результате «весь Израиль спасется», как гласит таинственное пророчество Апостола.

И заключительная формула, кода: «Еврейство со всеми своими диалектическо-историческими последствиями есть сатанизм, оплот мирового сатанизма».

И. Т.: Борис Михайлович, так что же получается у Лосева, если он и христианство считает порождением еврейства? Где тут правда, а где сатанизм?

Б. П.: Полагаю, что Лосев ценил и любил не столько христианство, сколько феодализм, средневековье с его насильственно организованной жизнью, с установкой на тотальную организацию человеческого бытия. Своеобразный эстетизм средневековья.

И. Т.: Что и молодой Мандельштам чувствовал, писавший о «физиологически гениальном средневековье».

Б. П.: Ну да, эстеты, эстетизм, всегда стремящийся к тотальности формы, оформления, вот к этой самой скульптурной выразительности.

Лосев ценит то, что было общего у средневековья с любимым его Платоном – автором всемирно тоталитарного проекта, справедливо названного первой коммунистической утопией. Которая и осуществлялась посильно в России. Которую и одобрял, и как бы корректировал Лосев, указывая коммунистам на их непоследовательность. Опять же о театре вспомним, которого не должно быть в коммунистическом обществе равных. Ну или вот об искусстве в целом из «Очерков античного символизма и мифологии»:

Ни Средние века, сурово подчинявшие себе всякое искусство ради услужения себе, ни, наконец, русский коммунизм, признающий всерьез только пролетарское искусство, – органически не могли и не могут допустить свободного искусства и незаинтересованного, бескорыстного наслаждения. Свободное искусство могло существовать только в эпохи развала того или иного культурно-социального режима, когда этот режим кормил революционеров, а революционеры, пользуясь его культурными и экономическими ресурсами, разрушали его и подготавливали революцию. <…> Но так не может быть в сильном и крепком режиме, не умирающем, но рассчитывающем на долгую жизнь. Всякую такую «свободу» в Средние века сжигали, а теперь расстреливают.

То есть такая репрессия эстетической культуры и требуется в организованном обществе. Лосев призывает правителей, платоновских мудрецов в советском обличье не забывать об этом. Тут же он говорит, что и науку такой идеал требует взять в колодки, особенно экономическую науку: платоновским мудрецам (монахам, как называет их Лосев) совершенно чужды экономические интересы.