Пушкин и Натали. Покоя сердце просит…

Ей, конечно, не было безразлично ухаживание красивого кавалергарда, это льстило ей как женщине, возможно, вначале он ей и нравился. Но она любила мужа, отца ее детей, высоко ставила его талант, ценила как человека. Никогда не могла она сказать Дантесу, что любит его, зачем ей было лгать? Утешать его (если подобный разговор действительно состоялся) она могла, эта душевная женщина могла в данную минуту поверить его чувствам («старайся найти, если не оправдание, то его хорошие стороны, могущие возбудить жалость»). Могла пожалеть его. Но цену этому человеку она уже знала, знала о его «двойном» ухаживании за ней и за сестрой. Могла ли Наталья Николаевна, будучи на шестом месяце беременности, признаваться в «вечной» любви Дантесу? В июле 1836 года она писала свое исключительное по важности письмо брату, где так тепло и заботливо говорит о муже. Пушкин писал своему ближайшему другу Павлу Воиновичу 10 января 1836 года, что он находит счастье и покой в семье. Как согласовать все это с тем, что говорит Дантес о чувствах Натальи Николаевны? Невозможно в это поверить.

Здесь нам хотелось бы высказать одно предположение. Письма производят впечатление какой-то нарочитости. (Что касается туманных указаний на имя дамы, то это, по нашему мнению, просто небольшой «камуфляж».) Чувства, выраженные в них, никак не соответствуют образу Дантеса ни в петербургский период его жизни, ни после. Француз был способен на страсть, на легкий «роман». Но ни в коем случае – на самоотверженную любовь. Что и доказал, преследуя любимую женщину после неожиданного брака с ее сестрой и хладнокровно убив ее мужа. (Версия о «кольчуге» теперь исследователями отвергается, но Дантес– под давлением Геккерна – мог быть способен и на это.)

Было ли это свиданием на самом деле? Зачем были написаны эти письма? Стиль писем, в особенности второго, совсем не кавалергардский. Дантесом ли написаны они (мы подразумеваем – черновики), в них как-то чувствуется женская рука. Невольно напрашивается мысль, что это еще одно звено в травле Пушкина. Не имелось ли в виду их использовать в определенный момент? Они написаны «со знанием дела», чтобы Наталью Николаевну можно было узнать сразу. Не приложила ли и здесь руку Идалия Полетика, о которой мы будем говорить далее, готовая на все, чтобы отомстить Пушкину?

Все движется, все изменяется, и возможно, что наше предположение найдет когда-нибудь документальное подтверждение в архивных материалах, в частности зарубежных.

К истории гибели Пушкина

В нашу задачу не входит рассмотрение сложнейшей темы о дуэли и смерти Пушкина, которая, в сущности, и до наших дней имеет в себе много неясного и противоречивого, тем более что в свете новых материалов требует дополнительных исследований и новой интерпретации некоторых событий. Однако мы считаем необходимым, хотя бы кратко, восстановить в памяти читателей отдельные моменты этих трагических дней, уделив главное внимание Наталье Николаевне.

Были ли еще письма Натальи Николаевны в конце 1836 года и начале 1837 года? Несомненно, но до нас они не дошли. В них, надо полагать, ничего не было сказано о тех событиях, что назревали в доме Пушкиных. Скрытная Наталья Николаевна не могла даже с братом быть в данном случае откровенной.

Но в архиве Гончаровых нами обнаружено большое количество писем сестер Гончаровых[107], некоторые из которых дают новые материалы к преддуэльному периоду и являются документами, заслуживающими внимания. Скажем здесь несколько слов о сестрах.

Наталья Николаевна надеялась выдать их замуж. Екатерина и Александра были похожи на младшую сестру, но меркли рядом с ней при ее необыкновенной красоте. «Они красивы, эти невестки, но ничто по сравнению с Наташей», – говорит Ольга Сергеевна, сестра поэта. Но, вероятно, причиной неуспеха девушек была не столько внешность, сколько бедность: обе были бесприданницами.

Как мы видели, сначала великосветское общество встретило их сдержанно. Но постепенно они с помощью сестры и тетушек стали часто посещать балы и вечера, где уже чувствовали себя свободнее.

Письма сестер за период осени 1835 года и зимы 1836 года отличаются от предшествующих прежде всего тем, что в них уже меньше жалоб на скуку. Они «довольно часто танцуют», каждую неделю катаются верхом в манеже.