Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837

В 1880 году об этом рассказал в печати Ф. М. Деларю, со слов своего отца М. Д. Деларю, лицеиста и поэта, хорошо знавшего Пушкина: «Письмо это было перехвачено в Москве почт-директором Булгаковым и отправлено в III Отделение к графу Бенкендорфу. Секретарём Бенкендорфа был тогда Миллер, товарищ отца моего по Лицейскому пансиону. Граф передал ему письмо Пушкина, приказывая положить в портфель, с которым он отправился к докладу к государю. Миллер, благоговея сам перед талантом Пушкина и зная отношение к нему отца моего, тотчас же бросился к последнему и привёз с собою письмо Александра Сергеевича, спрашивая, что ему теперь делать? Отец мой, ни минуты не колебавшийся в своём решении — во что бы то ни стало избавить Пушкина от угрожающей ему крупной неприятности и знавший рассеянность графа Бенкендорфа, взял у Миллера письмо, прочитал его и спрятал в карман. Миллер пришёл в ужас и стал умолять отца возвратить ему письмо, но отец мой отвечал, что отдаст его только в таком случае, если Бенкендорф о нём напомнит Миллеру. При этом отец мой спросил Миллера, разве не случалось ему получать от графа целые ворохи бумаг с просьбой положить их в особый ящик стола и недели через две, при напоминании об этих бумагах со стороны секретаря, просить последнего бросить их в огонь?

Миллер отвечал, что это даже часто случается. Следовательно,— возразил мой отец,— тебе нечего бояться.

Если бы, паче чаяния, Бенкендорф и вспомнил о письме, то ты скажешь ему, что уничтожил его вместе с другими бумагами, согласно распоряжению его сиятельства. Миллер согласился на это, а отец мой немедленно отправился к Пушкину, чтобы сообщить ему о случившемся. Бенкендорф не вспомнил о письме»[686].

Прочитав рассказ Ф. М. Деларю, Миллер опубликовал некоторые поправки и дополнения, сначала в газете «Новое время», а затем тот же текст — в «Русской старине». Препровождая 8 сентября 1880 года свою статью Я. К. Гроту, Миллер сообщал: «Я в ней не исправляю неверностей и хронологических промахов Деларю, а возобновляю только факт в его настоящем виде. Меня одно смущает: не покажется ли это желанием с моей стороны похвастаться сделанной услугой?»[687]

Миллер в целом согласился с рассказом Деларю и признал свою особую роль в этой истории. Было также уточнено, что из Москвы в III Отделение прислали не подлинник, а копию с письма Пушкина к жене, «отмеченную припискою: „с подлинным верно“». Бенкендорф положил копию не в портфель, а «в один из двух открытых ящиков, стоявших по обеим сторонам его кресла перед письменным столом». Каждый ящик делился на три отдела, шеф жандармов часто клал полученные бумаги «не в тот отдел», и в конце концов поручил Миллеру «сортировать их каждый день и вынимать залежавшиеся». «Когда я увидел копию,— вспоминал Миллер,— в отделе бумаг, назначенных для доклада государю, у меня сердце дрогнуло при мысли о новой беде, грозившей нашему дорогому поэту. Я тут же переложил её под бумаги и в другой отдел ящика и поехал сказать М. Д. Деларю, моему товарищу по Лицею, чтоб он немедленно дал знать об этом Пушкину на всякий случай. Расчёт мой на забывчивость графа оказался верен: о копии уже не было речи, и я через несколько дней вынул её из ящика вместе с другими залежавшимися бумагами»[688].

Миллер не сообщил всего; вероятно, была ещё одна копия того же письма, которая всё же дошла к Николаю I, а затем и к Жуковскому. Однако в любом случае эта история открывает немалые возможности, которыми располагал П. И. Миллер в отношении бумаг своего начальника.

Вероятно, на новой стадии конфликта Пушкина с властью секретарь шефа жандармов ещё раз воспользовался своим положением.

25 июня 1834 года Пушкин отправил Бенкендорфу прошение об отставке, что, естественно, было связано с историей перлюстрации семейного письма.

Дата, поставленная Пушкиным на этом документе, считается опиской — «15 июня» (вместо 25-го). Однако скорее всего письмо было действительно написано в середине месяца, и десять дней Пушкин размышлял — отправлять или нет? Трудно представить ошибку в десять дней на столь важном, определяющем судьбу документе; о состоянии же поэта в середине месяца говорит строка из письма к жене, отправленного около 19 июня 1834 года: «Здесь меня теребят и бесят без милости» (XV, 162)[689].

Так или иначе, но после 25 июня у Бенкендорфа уже было прошение поэта об отставке, «поскольку семейные дела требуют моего присутствия то в Москве, то в провинции» (XV, 165; перев. с фр.). Двусмысленность происходящего заключалась в том, что Пушкин, разумеется, не мог объявить истинной причины своего поступка, но ясно понимал, что там, наверху, поймут. Поэт просил «в качестве последней милости <…>, чтоб дозволение посещать архивы, которое соизволил мне даровать его величество, не было взято обратно».

Ответ задержался на пять дней. 30 июня Бенкендорф от имени царя передал разрешение на отставку; в архивы же доступ запрещался, «так как право сие может принадлежать единственно людям, пользующимся особенною доверенностию начальства» (XV, 171).