Пушкин: Из биографии и творчества. 1826-1837

Между тем Лермонтов — ровесник Герцена и Огарёва, это их поколение: Лермонтов не идёт на компромисс и вроде бы должен быть ближе, чем Пушкин, старший и более уступчивый. Но Герцен разглядел главное: между вольнолюбивыми стихами, декабристской молодостью Пушкина и его «новыми песнями» не только различие, это каждый заметит, но и сходство, а это Герцену сейчас особенно важно. Сходство — в искренности, в поисках выхода: «борьба или соглашение»… Пушкин не мог не искать, и следующее поколение постепенно усваивает, сколь ценна сама попытка, стремление…

Вот почему «уступчивый Пушкин» им стал ближе бескомпромиссного Лермонтова. И тут-то открылось, что «Гусар», «Песни западных славян», подражание древним и прочие «аполитичные» сочинения — это ведь и есть самая высокая политика. Это не дальние намёки или, как Пушкин говорил, «политические применения», а жизнь, свет, радость, человечность, тот самый положительный идеал, которого так не хватало…

Деятельная натура Пушкина постоянно искала выхода в «борьбе или соглашении». Вопрос жизни для поэта был в том, что возьмёт верх; какою ценою придётся оплатить соглашение, заключённое ещё в 1826 году? С кем бороться, кого оспоривать?

Глава VIII «Путник…»

…ляжешь на ночлеге,

В пристань, плаватель, войдёшь,

Бедный пахарь утомлённый,

Отрешишь волов от плуга

На последней борозде.

О дуэли Пушкина в XIX веке писали мало, в XX — очень много.

Временами причины трагедии казались ясными, и тогда одни утверждали, будто Пушкин, например, погиб «из-за ревности»; другие же видели главную, иногда единственную основу случившегося в действиях злонамеренной власти. Однако некоторых исследователей, истолкователей, людей, любящих, понимающих Пушкина, простые схемы никак не устраивали — и тут порою многое представлялось непонятным. Так, П. В. Анненков, выдающийся знаток биографии и творчества поэта, жалуясь И. С. Тургеневу на цензуру, находил одновременно и другие, более существенные трудности при описании последних дней Пушкина: «Что делать! Он в столице, он женат, он уважаем — и потом он вдруг убит. Сказать нечего, а сказать следовало бы, да ничего в голову не лезет. И так и сяк обходишь… Какая же это биография? <…> Есть кое-какие факты, но плавают они в пошлости»[681].

Все, кто пытался добросовестно углубиться в зловещие коллизии 1836—1837 годов, постоянно испытывал несколько затруднений.

Во-первых, сюжет крайне деликатный, где даже крупнейшие специалисты порою сбивались на бытовые мелочи, невольно отдавали дань «сплетням», допуская этические просчёты.

Во-вторых, проблема фактов: многих подробностей не знаем, важнейшие слова были в своё время не записаны, а только произнесены. Отсюда обилие необоснованных, искусственных гипотез, «моделей» события — и в то же время фактов не так уж мало, в них легко утонуть; крайне трудно — вовремя «отвлечься» для необходимых обобщений.

В-третьих, постоянная опасность, подстерегающая любого исследователя (а историка нравов, человеческих отношений в особенности!): речь идёт об измерении прошедшего мерками другой эпохи, позднейшими психологическими нормами.

Наконец, четвёртая трудность: разные «уровни истины», особенно заметные в такого рода делах. Можно сказать, что Пушкин погиб на дуэли, защищая честь жены,— и это не будет ложью; так же как утверждение, что его затравил двор; или, наконец, что он погиб — от «отсутствия воздуха».

Истина личностная, общественная, «космическая»: одна не противоречит другой.

Отнюдь не собираясь даже кратко обозреть всю историю дуэли и смерти Пушкина, попытаемся уяснить некоторые важные обстоятельства, делая как бы обширные заметки на полях того, что уже известно из трудов, созданных несколькими поколениями исследователей[682].

1834-й

С этого времени обычно начинают непосредственную историю гибели поэта. 1 января Пушкин записал в дневнике: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове» (XII, 318). Причисление поэта ко двору — источник ряда последующих неприятностей — таких, например, как выговор 16 апреля 1834 года: Пушкину за отсутствие на одной из придворных церемоний «мыли голову» (по его собственному выражению, часто встречающемуся в письмах и разговорах). «Говорят,— писал поэт жене на другой день,— что мы будем ходить попарно, как институтки. Вообрази, что мне с моей седой бородкой придётся выступать с Безобразовым или Реймарсом. Ни за какие благополучия!» (XV, 128). Поэт грустно шутил, что предпочитает быть высеченным, нежели ходить в паре с камер-юнкерами почти что «лицейского возраста»[683].