Не будем забывать, что жизнь и приключения Пушкина играют в российском обществе вполне определенную роль, отвлекая народ от тяжелых проблем бытия. Отсюда культ без стыда и меры. Не случайно Тургенев говорил о нашем праве называться великим народом потому, что среди этого народа родился такой человек[536]. При таком раскладе у Акакия Акакиевича возникает чувство глубокого удовлетворения от того, что и он, как Александр Сергеевич, представитель великого народа.
Б. Томашевский еще в 1925 году, когда пушкинистика стремилась освободиться от старого гипноза, но уже впадала в новый, писал: «Пора забыть обычный мессианизм Пушкина с типичным разделением русской литературы на ветхозаветную до Пушкина и новозаветную после Пушкина. Пора вдвинуть Пушкина в исторический процесс и изучать его так же, как и всякого рядового деятеля литературы»[537]. Никто из его коллег не последовал совету, да и сам Томашевский под влиянием обстоятельств перестал отстаивать эту резонную позицию. Юрий Тынянов тоже пытался протестовать против Пушкина как чуда, против фетишизма и теологизма в пушкинистике. Но волну гнали другие.
По Б. Бурсову, «Пушкин представляет собой высочайшую и всеобъемлющую нашу духовную ценность, не поддающуюся какому-либо логическому объяснению… Говорить о Пушкине – почти то же самое, что говорить о России во всех возможных ее ракурсах»[538]. А вот научное заключение Т. Цявловской: «Гениальность Пушкина была феноменальна… Один из величайших поэтов мира, зачинатель прославленной русской прозы… замечательный драматург-новатор, выдающийся историк литературы… умнейший политический мыслитель… Великий гуманист…»[539]. Критик И. Золотусский пишет: «Июнь в России – законный месяц Пушкина»[540]. До этого декабрь был месяцем Сталина, апрель – Ленина, и все тоже было «в законе». К этому можно добавить государственные «годы Пушкина» – повторяющиеся его круглые юбилеи, когда, по выражению Николая II, в «знаменательный день сливается вся Россия»[541]. Сам же Пушкин скромно говорил Вяземскому, что идет не столбовой дорогой, где Жуковский, а проселочной. Выходит, против воли поэта сместили его с проселочной на главную, что ведет к перекосу литературной истории, обедняет ее, оскорбляет исторических деятелей, подверстываемых под Пушкина. В энциклопедии «Москва» читаем, что поэт Дмитрий Веневитинов «почти всю жизнь прожил в доме, где Пушкин 12 октября 1826 года читал трагедию «Борис Годунов»[542].
Поп-пушкинистика
Народная тропа к Пушкину расширялась в течение полутора столетий и превратилась в столбовую дорогу. Ее пиком стало нашествие экскурсантов в Михайловское в начале восьмидесятых: с утра до вечера к музею через лес шла колонна, построенная дежурными с красными повязками по восемь в ряд. В рупоры, называемые в народе «матюгальниками», дружинники кричали: «От дороги в лес не отклоняться!» – и это напоминало крики вертухаев: «Шаг в сторону считается побегом!»
Единственным препятствием в канонизации Пушкина как святого великомученика оказалась православная церковь в прошлом веке. Церковные иерархи отмечали грех, сопровождавший его жизнь и смерть. В ряде мест литургии и панихиды по Пушкину в столетний юбилей 1899 года запретили. Теперь, когда церковь пребывает в духовном единении с властью, Пушкин перестал числиться в грешниках.
К концу прошлого века Пушкин был переведен на 50 языков[543]. По статистике 1986 года, за время советской власти Пушкин имел более трех тысяч изданий на 104 языках общим тиражом 357 миллионов экземпляров и числился третьим, после Ленина и Сталина. Отфильтрованный трехтомник 1986 года был выпушен в количестве 10 миллионов 700 тысяч. Если книг Пушкина сейчас не хватает, где они? Ведь его не уничтожали (за небольшими исключениями) по спискам Главлита – сжигали лишь работы арестованных пушкинистов. Патологическое гипертрофирование тиражей Пушкина способствует культивированию интереса к его имени, но и говорит о недооценке литературы в целом.
Подозрения насчет всеобщей популярности Пушкина всегда имели основания. «Кругом меня народ, видимо, вопрошавший, что это был за генерал Пушкин, – писал жене А. Майков, наблюдавший открытие памятника в 1880 году. – Этот вопрос занимает всех, потому что каждого спрашивал хоть извозчик: а кто это, Пушкин, и за что и почему статуя ему»[544]. Покойный писатель Сергей Довлатов, который некоторое время работал экскурсоводом в Михайловском заповеднике, проводил такой эксперимент (он сам мне об этом рассказывал). В комнате, где якобы жила Арина Родионовна, Довлатов останавливался и говорил группе экскурсантов: «А теперь вспомним стихи Пушкина о няне:
Никто ни разу экскурсовода Довлатова не опроверг…