Пушкин. Изнанка роковой интриги

Не раз отмечалось, что перемещение Татьяны от неудачной любви к браку по расчету может рассматриваться как центральная линия романа. При дефиците женихов в деревне по сути подходящий ей Ленский выбирает (в нарушение традиционного старшинства) ее более жизнерадостную младшую сестру. Онегин тоже флиртует с Ольгой. Тот, кого Татьяна полюбила, становится убийцей сестриного жениха. Во сне медведь помогает Татьяне перебраться через ручей, чтобы соединиться с Онегиным. Онегин провозглашает монстрам: «Мое!» В психоанализе сна Татьяны средний род, употребленный Пушкиным вместо логического «моя», объясняется просто как «тело»[204]. Во сне Татьяны Евгений кладет ее на скамью, сейчас свершится это, но в неподходящий момент являются незваные Ленский и Ольга.

Потебня рассматривает роковую линию Татьяны с точки зрения традиционной свадебной символики. Татьяна бесспорно ищет возможности соединиться с Онегиным. Незамерзающий ручей есть комплекс препятствующих обстоятельств. И, согласно русской обрядной традиции, еще до сочиненного Пушкиным окончания можно было предсказать нелюбимого суженого, уготованного Татьяне, то есть генерала[205]. Турбин замечает, что выход замуж обеих сестер именно за военных тоже предсказан в романе:

Служанки со всего двора
Про барышень своих гадали
И им сулили каждый год
Мужьев военных и поход.

«И вышло все так, как и было предсказано Акулькой какой-нибудь: и Татьяна, и Ольга обрели военных «мужьев» – безымянного улана и безымянного генерала»[206].

Неубедительность образа Татьяны, по мнению Глеба Успенского, в том, что она «предает себя на съедение старцу-генералу», хотя любит скитальца. Успенский обвинил Достоевского, превозносившего подвиг Татьяны, в «проповеди тупого, подневольного, грубого жертвоприношения». Боратынский писал Пушкину о романе, что «старая и новая Россия проходят перед глазами»[207].

Парадокс видится в том, что Татьяна, наверное, – представитель новой России, а ее поведение – в русле России старой. Писарев вообще саркастически снимает Татьяну с пьедестала положительной героини и идеала за то, что: 1) она полюбила Онегина, еще даже не поговорив с ним; 2) она вышла замуж по расчету и 3) любя человека, который любит ее, отвергла его. Как замечает пушкинист Даглас Клейтон, «функция Писарева – образовать русскую читающую публику, поднять ее сознательность»[208].

Отчего Татьяна отказала Онегину? Вопрос наивный, но ответы на него весьма серьезные, и они помогают проанализировать потенциальные возможности ее развода.

По Белинскому, который одним из первых построил идеологический взгляд на роман и его окончание, «досада и суетность имели свою долю в страсти Онегина». Критик, менявший свои взгляды на Пушкина не раз, отмечает у Татьяны «страх за свою добродетель», «трепет за свое доброе имя в большом свете»[209]. «…Именно отдана, а не отдалась! – пишет Белинский. – Вечная верность – кому и в чем? Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовью, в высшей степени безнравственны». Татьяна создана природой для любви, «но общество пересоздало ее».

То ли дело пушкинская же Мария Кочубей – ее Белинский ценит выше Лариной. Ох уж это общество! Почему на Татьяну оно повлияло, а на Марию нет? «Что перед нею эта перепрославленная и столько восхищавшая всех и теперь еще многих восхищающая Татьяна – это смешение деревенской мечтательности с городским благоразумием». В письме В.П. Боткину Белинский опять пишет: «С тех пор, как она (Татьяна. – Ю.Д.) хочет век быть верною своему генералу – ее прекрасный образ затемняется». А в другой раз: «ум ее спал», «не было тех регулярных занятий и развлечений, свойственных образованной жизни», она – «создание страстное, глубоко чувствующее и в то же время не развитое, наглухо запертое в темной пустоте своего интеллектуального существования», «бедная девушка не знала, что делала» и пр. Словом, Татьяна – «нравственный эмбрион».

Достоевский строит собственную идеологическую модель: эта героиня – символ добродетельной России, тип «красоты русской, вышедшей прямо из духа русского, обретавшейся в народной правде». Татьяна отказывает Онегину, типу, «в родную почву и в родные силы ее (России. – Ю.Д.) не верующего, Россию и себя самого (то есть общество, свой же интеллигентный слой, возникший над родной почвой нашей) в конце концов отрицающего, делать с другими не желающего и искренно страдающего».