Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии

Правомерен ли такой подход? Действительно ли идеологические корни стихотворения уходят во французскую антиклерикальную культуру XVIII века, или перед нами образец «пасхального» смеха[191] или чего-то похожего, пародирующего православную традицию, но существующего в ее границах? Такова проблематика нашего исследования. И конечно, не как средство, а как постоянная самоцель нас будет интересовать восстановление историко-биографического фона поэтического послания Пушкина Давыдову.

1

Высокий теоретический уровень, на который перешло сейчас изучение послания Давыдову, может создать ложное впечатление о том, что уровень эмпирического исследования стихотворения исчерпан, то есть вопросы реального комментирования и творческой истории послания решены. Так, адресация послания В. Л. Давыдову, не выделенная самим Пушкиным в качестве заглавия стихотворения, однозначно следует из текста произведения, поскольку последнее содержит в себе обращение: «А всё невольно вспоминаю, / Давыдов, о твоем вине…» (II, 179). При этом нет сомнений, что речь идет именно о В. Л. Давыдове, члене Южного общества, руководителе Каменецкой управы, а не об А. Л. Давыдове, его старшем брате, также упомянутом в стихотворении.

Положение стихотворения в рабочей тетради ПД 831 определенно привязывает его создание к апрелю 1821 года[192].

Некоторые вопросы вызывает соотнесенность послания с письмом Пушкина неизвестному о греческом восстании, датируемым по содержанию весной 1821 года (XIII, 22–24), однако большинство исследователей, и мы присоединяемся к их числу, считают, что адресат послания и письма — одно и то же лицо, В. Л. Давыдов[193]; так стихотворение получает дополнительный, весьма много объясняющий контекст. В общем, может показаться, что проблемы изучения послания в самом деле имеют характер исключительно теоретический, но это не так.

Проблемным, с точки зрения биографов Пушкина, можно назвать интимный характер обращения поэта к человеку, которого не принято относить к числу его близких друзей, к Василию Львовичу Давыдову (1792–1855). Общение Пушкина с Давыдовым было интенсивным, но кратким (октябрь 1820 года — февраль 1821 года), тогда как понимание послания требует от его адресата значительного объема общей с автором памяти.

Стихотворение начинается с упоминания о грядущей женитьбе генерала Орлова на дочери H. Н. Раевского-старшего, Е. Н. Раевской:

Меж тем как генерал Орлов —
Обритый рекрут Гименея —
Священной страстью пламенея,
Под меру подойти готов… (II, 178).

Указание на то, что генерал «обрит», можно рассматривать как не слишком туманный эвфемизм плешивости генерала — тема, получившая продолжение в переписке Пушкина. Так, в письме А. И. Тургеневу от 7 мая 1821 года — женитьба Орлова к этому времени уже состоялась — выражается комическое недоумение по поводу того, как это стало возможно:

Орлов женился; вы спросите, каким образом? Не понимаю. Разве он ошибся плешью и проломал жену[194] головою. Голова его тверда; душа прекрасная; но чорт ли в них? Он женился; наденет халат и скажет: Beatus qui procul… (XIII, 29).

Пушкинское «вы спросите, каким образом» подразумевало, что и у А. И. Тургенева должны были быть определенные сомнения в мужской состоятельности генерала. Нам представляется, что литературным «продуктом» таких сомнений стала пушкинская эпиграмма:

Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал.
Не отличился в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
И говорит: «Позволь увидеть,
Чем ты меня, мой милый, ‹ — ›» (II, 37).

ПСС (текстологическую справку делал М. А. Цявловский. — II, 1024) не называет, какого именно из Орловых, Михаила Федоровича или его брата Алексея, задел поэт в этой эпиграмме, но традиционно считается, что Алексея[195]. Представляется, что эта адресация требует пересмотра — по крайней мере, если считать, что эпиграмма была написана между 11 июня и первыми числами июля 1817 года, как ее датирует ПСС (II, 1024), основываясь на утверждении С. А. Соболевского о том, что стихотворение «написано только что по выходу из лицея» (II, 1024). А. Ф. Орлов стал генералом только в конце 1817 года[196], тогда как его брат, М. Ф. Орлов, был генералом (самым молодым в русской армии) с 1814 года[197]. Поэтому «непостоянным генералом» из пушкинской эпиграммы мог быть только М. Орлов; чем и мотивируется комическая обеспокоенность поэта по поводу того, каким же образом генерал собирается исполнять свой супружеский долг.