Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии

Некто Занд, студент богословских наук, гнусный фанатик, без сомнения, подученный шайкой подобных себе извергов, лишает жизни человека почтенного и знаменитого за то единственно, что сей мыслил и чувствовал, говорил и писал не так, как хотелось бы ему, студенту Занду![282]

Публикация «Вестника Европы» отражает первое впечатление, произведенное убийством Коцебу, тон следующих сообщений был в целом более сдержан.

Менее эмоциональный и более объективный отчет о случившемся поместил «Сын отечества». Здесь обращалось внимание на патриотические мотивы преступления, говорилось о том, что Занд носил старинное немецкое платье и что в письме, написанном до убийства, он «жалуется ‹…› на унижение, бессердие и подлость нынешнего века в Германии, и говорит, что должно истребить всех тех, которые препятствуют вольности и единству земли сей»[283].

Все отчеты содержали описание попытки самоубийства после того, как убийство Коцебу было совершено:

Совершив убийство — он выбежал на улицу, опустился на колени и со словами: «Изменник умер! Благодарю тебя, боже, что ты помог мне совершить это дело!» — нанес себе удар в грудь. Рана оказалась несмертельной[284].

Наконец, «Сын отечества» поместил подробный и едва ли не сочувственный отчет о состоянии Занда после выздоровления в ожидании казни:

Карл Занд ‹…› выздоравливает. Он играет на гитаре, читает стихотворения Шиллера и не показывает ни раскаяния, ни страха. По другим известиям, потребовал он Библию и изъявляет соучастие в плачевной судьбе семейства Коцебу ‹…› Он всегда отличался благонравием, кротостию, прямодушием, смелостию, решительностию и пламенною любовию к отечеству и истине, но издавна был задумчив и молчалив[285].

Пушкинские строки, посвященные Занду, показывают, что поэт знал об обстоятельствах убийства Коцебу, и вместе с тем как будто бы не содержат в себе ничего, о чем бы не писалось в русских журналах. Параллели в русской периодике находит не только характеристика Занда как «юного праведника», но и другая — «избранник роковой». Так, «Вестник Европы», подробно информируя русских читателей о ходе следствия по делу Занда, сообщал, что следователи подозревают, «будто некоторым иенским студентам известно было о предположенном убийстве и будто Занд по жребию назначен исполнителем сего злодеяния»[286].

Вместе с тем толкование последних строк стихотворения «И на торжественной могиле / Горит без надписи кинжал», предложенное его первым публикатором Ж. Ансело, предполагает наличие у Пушкина дополнительных источников информации[287]. Последнее возможно, так как через М. Ф. Орлова Пушкин мог быть знаком со скрывавшимся в России немецким студентом Адольфом Иорданом. Вместе с Зандом Иордан был членом тайных националистических обществ «Черных» и «Непримиримых», руководимых братьями Фоллен. М. Ф. Орлов общался с Иорданом в 1820 году в Киеве[288].

Родство Занда со знаменитыми тираноубийцами прошлого, прежде всего Брутом, было осознано достаточно широко[289]. «Вестник Европы» приводил исторические параллели к убийству Занда[290].

Итак, Брут, Ш. Кордэ и Занд в восприятии Пушкина относятся к одному типу, основные черты которого суть безукоризненная личная добродетель и полное самоотречение вплоть до заранее обдуманного отказа от спасения собственной жизни после совершения акта тираноубийства.

Именно высокими личными качествами герои «Кинжала» отличаются от «вином и злобой упоенных» убийц Павла I, изображенных Пушкиным в оде «Вольность»:

О стыд! о ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей.

(II, 47)