Пушкин, потомок Рюрика

Внучка поэта Елена фон Розенмайер, урожденная Пушкина, привезет с собой в Ниццу, куда забросит ее эмигрантская судьба, в числе многих памятных вещиц и гусиное перо своего великого деда. Пушкинское перо приобретет у нее в конце 1920-х годов страстный поклонник поэта, знаменитый коллекционер Серж Лифарь. А перо, принадлежавшее Александру II, еще долго хранилось в русском соборе, пока недавно не появилось на одном из лондонских аукционов, где и было выкуплено Государственным музеем-заповедником «Петергоф».

Перо императора и перо поэта. На кончике одного — засохшие чернила, которыми так и не была подписана новая российская конституция, такие же чернила, не ставшие поэтической строкой, — на острие другого…

«Под небом полуденной Франции»

Супругам — Ольге и Георгу фон Меренберг суждено будет прожить в браке тридцать лет. В этом союзе появятся на свет трое детей: первенец Александр в 1896 году (скончался во младенчестве), сын Георг — в 1897-м, и ровно через год — дочь Ольга.

У внучки Ольги Александровны, графини Клотильды фон Ринтелен, сохранились старые семейные фотографии. На одной из них Светлейшая княжна Ольга Юрьевская запечатлена с любимой собачкой. Снимок был сделан в Ницце в 1895 году и предназначался «дорогому Георгию», — то ли жениху, то ли уже молодому супругу. На другой фотографии, одной из последних — Ольга Александровна прогуливается вместе с мужем по Английской набережной…

В Ницце прошли последние годы жизни внучки поэта Елены, младшей дочери Александра Александровича Пушкина. Из революционной России ее скитальческий путь лежал в Константинополь. Там она вышла замуж за офицера Белой гвардии Николая Алексеевича фон Розенмайера, там, в эмиграции, родилась ее дочь Светлана.

В музее поэта на Мойке, 12, хранится открытка с портретом Наталии Пушкиной, посланная Еленой Александровной в марте 1923 года из Константинополя в Париж коллекционеру пушкинских реликвий «глубокоуважаемому дорогому Александру Федоровичу Онегину». На открытке — дарственная подпись: «отъ внучки».

…В Ницце Елена фон Розенмайер обосновалась в конце 1920-х годов, переехав на Лазурный Берег из Парижа. Там же состоялась ее встреча с Иваном Буниным. О знакомстве с внучкой поэта останется его памятная запись: «…крепкая, невысокая женщина, на вид не больше 45, лицо, его костяк, овал — что-то напоминающее пушкинскую посмертную маску». В дневнике писатель не раз упоминал о встречах с Еленой Александровной, в которой «текла кровь человека для нас уже мифического, полубожественного!».

«…Елена Александровна фон Розен-Мейер, на которую мне было даже немножко странно смотреть, — признавался Бунин в одном из писем, — ибо она только по своему покойному мужу, русскому офицеру, стала фон Розен-Мейер, а в девичестве была Пушкина…»

Но жизнь русской беженки во Франции была сопряжена лишь с горестями и лишениями. В августе 1943 года Елена Александровна скончалась в городской больнице в полной нищете…

«Еще одна бедная человеческая жизнь исчезла из Ниццы — и чья же! Родной внучки Александра Сергеевича! — записал в дневнике Бунин. — И может быть, только потому, что по нищете своей таскала тяжести, которые продавала и перепродавала ради того, чтобы не умереть с голоду! А Ницца с ее солнцем и морем все будет жить и жить! Весь день грусть…»

Бывшая клиника Констанция и поныне находится на окраине города, в районе Святого Бартоломея, на одном из живописных холмов. Уютный двухэтажный особнячок, с синими ставнями и белоснежными стенами, утопает в зарослях бугенвиля, густо усыпанных ярко-фиолетовыми соцветиями. Ныне здесь — дом престарелых. И лишь очень немногие из обитателей дома слышали, что в нем прошли последние дни внучки русского поэта. Отсюда, из этих больничных стен, было отправлено Бунину и последнее письмо Елены Розенмайер с мольбой о помощи:

«Милый Иван Алексеевич… Вот скоро месяц, как я лежу в клинике; недели через полторы меня выпустят на месяц, а потом мне предстоит вторая операция… Я еще очень, очень слаба, пишу вам, а лоб у меня покрыт испариной от усилия. Обращаюсь к вам за дружеским советом и, если возможно, содействием: существует ли еще в Париже Общество помощи ученым и писателям, которое в такую трудную для меня минуту помогло бы мне, в память дедушки Александра Сергеевича, расплатиться с доктором, с клиникой…, а потом иметь возможность заплатить за вторую операцию? Все мои маленькие сбережения истрачены, но как только встану на ноги, я опять начну работать и обещаюсь выплатить мой долг Обществу по частям. Работы я не боюсь, были бы силы!»