Хранить свои тайны Екатерина, похоже, умела. К Пушкину же у Полторацкого не должно было быть претензий хотя бы потому что, еще не предвидя его появления в личной жизни Екатерины, тот создал для нее и себя как бы алиби. В ситуации Татьяны и Онегина, когда его герой своей «привычке милой не дал ходу», а вместо нее весьма благородно сделал молодой неопытной девушке строгое наставление. Полторацкому ведь явно невдомек, что эпизод этот имел отношение в большей мере к первой половинке образа Татьяны – Жозефине Вельо. Ну да, как говорится, и слава Богу…
Наталья Гончарова не сумела, как все знают, заменить Пушкину его первую «правильную» любовь Екатерину Бакунину. И будучи уже семейным, он продолжает следить за судьбой Екатерины, потому что, как показывают его стихи, и осенью 1835 года не теряет надежды продолжить своего «Евгения Онегина»:
В мои осенние досуги,В те дни, как любо мне писать,Вы мне советуете, други,Рассказ забытый продолжать.Вы говорите справедливо,Что странно, даже неучтивоРоман не конча перервать,Отдав уже его в печать,Что должно своего герояКак бы то ни было женить,По крайней мере уморить,И лица прочие пристроя,Отдав им дружеский поклон,Из лабиринта вывесть вон.Вы говорите: «Слава богу,Покамест твой Онегин жив,Роман не кончен – понемногуИди вперед; не будь ленив.Со славы, вняв ее призванью,Сбирай оброк хвалой и бранью —Рисуй и франтов городскихИ милых барышень своих,Войну и бал, дворец и хату,И келью. . и харемИ с нашей публики меж темБери умеренную плату,За книжку по пяти рублей —Налог не тягостный, ей-ей». (III, 397)Однако ничего из этого намерения у него не выходит. В отсутствие сверхидеи – личного стимула – не способны придать сюжету динамики ни путешествие Онегина, ни «декабристская» десятая глава. И поэт убеждается в правильности своего прежнего решения поставить, наконец, жирную точку как в романе, так и в отношениях с Бакуниной. Что он и сделал было в восьмой главе:
XLIX
Кто б ни был ты, о мой читатель,Друг, недруг, я хочу с тобойРасстаться нынче как приятель.Прости. Чего бы ты за мнойЗдесь ни искал в строфах небрежных,Воспоминаний ли мятежных,Отдохновенья от трудов,Живых картин, иль острых слов,Иль грамматических ошибок,Дай бог, чтоб в этой книжке тыДля развлеченья, для мечты,Для сердца, для журнальных сшибокХотя крупицу смог найти.За сим расстанемся, прости!L
Прости ж и ты, мой спутник странный,И ты, мой верный Идеал,И ты, живой и постоянный,Хоть малый труд. Я с вами зналВсе, что завидно для поэта:Забвенье жизни в бурях света,Беседу сладкую друзей… (VI, 189)Точку-то поставил, а сердце – не на месте. Только с освященным собственными мечтами о Бакуниной «Евгением Онегиным» мог Пушкин так трудно, с глубокими психологическими «раскопками» в собственной душе расставаться:
Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний.Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?Или, свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный,Плату приявший свою, чуждый работе другой?Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи,Друга Авроры златой, друга пенатов святых? (III, 230)В своем выбранном еще в первой юности «верном Идеале»
Пушкин по жизни не обманулся. Екатерина оказалась своему «генералу» Александру Полторацкому хорошей женой. После опасных для такого дела своих сорока лет рискнула родить троих и вырастила ему двоих детей. И, по ее собственным отзывам о своей брачной жизни, вообще была с мужем очень счастлива.