Пушкин – Тайная любовь

Кочубеи, как и прочие высокопоставленные придворные, проводили на царскосельских дачах рядом с императором теплые сезоны. Во всяком случае, жили они здесь на собственной даче не одно только лето 1812 года, о котором кто-то оставил случайное воспоминание. Парни-лицеисты в соответствии со своим возрастом повлюблялись в юную прелестную графиню Наталью, вероятно, году в 1815—1816-м, когда она с родителями, старающимися избавить ее от стеснительности – приучить к обществу сверстников, стала появляться на лицейских балах и праздниках. Скорее всего, тогда же заметил ее и Пушкин. Хотя, возможно, начал поэтически думать о ней даже раньше, чем о Екатерине Бакуниной, перед которой тогда робел в силу своего существенно младшего в сравнении с нею возраста.

В более чем двух десятках собранных разными авторитетами для Екатерины Бакуниной пушкинских «унылых» элегий есть явно «сезонные», адресованные, возможно, вовсе не ей, а Наталье Кочубей. Пример такой элегии – «Осеннее утро» 1816 года:

…Взошла заря, блистает бледный день —
А вкруг меня глухое запустенье…
Уж нет ее… я был у берегов,
Где милая ходила в вечер ясный;
На берегу, на зелени лугов
Я не нашел чуть видимых следов,
Оставленных ногой ее прекрасной.
К ручью пришел, мечтами привлеченный;
Его струи медлительно текли,
Но трепетал в них образ незабвенный. —
Уж нет ее!.. До сладостной весны
Простился я с блаженством и с душою… (I, 198)

Ибо Екатерина Бакунина появлялась в Лицее, навещая брата, вне зависимости от времен года. Судя по «Ведомостям Лицея», за годы обучения Александра она побывала здесь вместе с матерью более 60 раз. В 1811 – 4 раза, в 1814 – 31, в 1815 – 17, в 1816 – 6, в 1817 – 8[51]. По динамике визитов легко прослеживается, что уже в 1811 году они для родных мальчика Александра Бакунина были хотя и желательны, но весьма затруднительны. В 1812–1813 годах визитов не было вовсе: очевидно, что его мать с сестрой и младшим братом жили далеко – в Твери, Торжке и в родовом имении Бакуниных Прямухине Тверской губернии.

А вот в 1814-м Бакунины, по всей видимости, поселились в Царском Селе, потому что 15-летнего уже Александра на радостях за год навестили аж 31 раз! С 1815 года посещения идут на спад. Что ж, юноша повзрослел, давно привык к своему учебному заведению и уже не так, как в первые годы своего здесь нахождения, скучает по семье.

Но даже и в последние годы пребывания Александра в Лицее визиты к нему его матери и сестры достаточно регулярны. Заодно его родные навещают на царских дачах сестру Екатерины Александровны Софью Саблукову, новую фрейлину императрицы. Как-то она привыкает к своей непростой службе, многие нюансы которой передаются поколениями придворных, что называется, из рук в руки? Для впервые оторванной от привычного образа жизни девушки сейчас очень важна поддержка семьи. Да и Екатерине вовсе не помешает пройти возле тети своеобразную стажировку – исподволь присмотреться к своему возможному поприщу. Тем более что нет у нее не только вышколенности институтки, но и достаточного опыта общения с людьми высшего общества.

Студенты-лицеисты все последние годы имеют счастье встречать симпатичную им девушку Бакунину в стенах своего учебного заведения, скорее всего, гораздо чаще других сестер своих однокашников и юных дачниц. Вот и начали в нее едва ли не поголовно влюбляться – писать ей любовные записки, посвящать ей стихи и песни. Ведь подходящих для этого кандидатур в Царском Селе явно недостаточно. Той же посезонной влюбленности троих закадычных друзей – Пушкина, Пущина и Малиновского – в юную графиню Наталью Кочубей не суждено было ни проявиться вполне, ни продлиться долго. Оканчивая Лицей, поэт с грустью пишет «В альбом Пущину»:

Вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвки дружества и сладость примиренья, —
Что было и не будет вновь…
И с тихими тоски слезами
Ты вспомни первую любовь.
Мой друг, она прошла…

(I, 262)

А как ей было не пройти, когда в 1816 году родители увезли суперскромницу Наташу «на перевоспитание» за границу? Возвратились Кочубеи вместе со своей уверовавшей, наконец, в собственную неотразимость красавицей-дочерью аж через два года, когда подавляющего большинства первых лицеистов в Царском Селе уже, как говорится, и след простыл.