Пушкин. Тютчев: Опыт имманентных рассмотрений

Этот фрагмент, казалось бы, имеет только повествовательную функцию, заодно дополняя характеристики персонажей. Иронический штрих в сторону Ленского, задремавшего на слове идеал – а «дремота» в романе чаще всего с отрицательным оттенком, – тут же меняется на сочувствие взволнованному и простодушному герою, которому не дал заснуть суетливый выскочка Зарецкий. Легко осудить Онегина, бессознательно желающего уклониться от дуэли, но в результате хорошо выспавшегося перед ней. Однако чувствуется и более глубокий смысл. О том, что Ленский когда бы то ни было спал, в тексте не упоминается (есть лишь косвенное наведение, да и то в переносном смысле: «Гимена хлопоты, печали, / Зевоты хладная чреда / Ему не снились никогда» – 4, L). Зато много раз пишется, как спит Онегин, и, можно сказать, «никогда не спит» Татьяна, за исключением ее «чудного сна». Ленский, едва забывшись «сонным обаяньем», пробуждается к сну, которым он будет спать вечно, и его смертный сон видят в своих снах Онегин и Татьяна. Он призван к смерти, его смерть рассыпана по роману во всех вариантах, его «пробуждение» от жизненного сна к сну высшему наводит на неявное присутствие кальдероновского интертекста, мелькнувшего в первой главе («Как в лес зеленый из тюрьмы / Перенесен колодник сонный» – 1, XLVII). В этом ракурсе пошлый педант Зарецкий получает очертания помощника и проводника Ленского в иной мир: ведь у дуэлянтов «речные» фамилии, а этот Зарецкий. Ленский, как бы предчувствуя судьбу, утешает себя тем, что «бдения и сна / Приходит час определенный» (6, XXI), а Онегин «спит себе глубоко», потому что его час еще не пробил, спит «мертвым сном» и остается жив. «Сонное обаянье» Ленского грубо расколото ритмом «воззвания» Зарецкого: «"Пора вставать: седьмой уж час. / Онегин верно ждет уж нас"», а сон Онегина медлительно растянут на целую строфу, где стихи «И перелетная мятель / Блестит и вьется» изящно замыкаются с эмблематическим клише «Еще над ним летает сон» (курсив наш. – Ю. Ч.).

В седьмой главе при появлении Лариных в московском доме тетки Татьяны мотив сна проносится мимолетно, но содержательно:

«– Надолго ль? – Милая! Кузина!
Садись – как это мудрено!
Ей-богу, сцена из романа…»
– А это дочь моя Татьяна. —
«Ах, Таня! подойди ко мне —
Как будто брежу я во сне…»

(VI, 156)

Стечение «романа» и «сна» в этом отрывке – всего лишь ниточка из пучка мотива, но это такая ниточка, которая тянется через весь текст, вплетаясь в конце восьмой главы в его генеральную метафору Жизнь-Роман. Вот примеры метонимиически обыгранного мотива, где сближаются роман (книга) и сон:

И не заботился о том,
Какой у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой.

(VI, 44)

Или еще:

Мартын Задека стал потом
Любимец Тани… Он отрады
Во всех печалях ей дарит
И безотлучно с нею спит.

(VI, 107)

Добавим к этому «толки про роман туманный» (8, XXV) в салоне Татьяны-княгини, потому что эпитет «туманный» принадлежит к коннотации мотива.

Характерно и оригинально выглядит одно из полей мотива в восьмой главе, в котором автор рассыпает калейдоскоп значений сна:

Он оставляет раут тесный,
Домой задумчив едет он;
Мечтой то грустной, то прелестной
Его встревожен поздний сон.
Проснулся он; ему приносят
Письмо: князь N покорно просит
Его на вечер. «Боже! к ней!..
О буду, буду!» и скорей
Марает он ответ учтивый.
Что с ним? в каком он странном сне!

(VI, 174)

При нарочитом сближении двух одинаковых слов на расстоянии шести стихов автор разводит их значения почти что до омонимии. «Поздний сон» – это Schlaf, это из ритмов общей жизни. «Странный сон» – Traum, не сновидение, а сноподобное состояние, когда, по словам М. О. Гершензона, «посторонний толчок погружает душу в забвенье, и она начинает жить сама в себе».[227] Здесь показано, как Онегин просыпается из обычного сна в сон любви и воображения. Это подготовлено синонимикой мотива, задумчивостью и мечтой, а более всего стихом из предыдущей строфы «Та девочка, иль это сон?..» (8, XX), когда Онегин впадает в транс от неожиданной встречи с новой Татьяной. Теперь уже тройное сочетание сон – сон – сне выкладывает впечатляющую мозаику из различных значений мотива. Кажется даже, что Евгений вступает в вещий сон Татьяны.