Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

«Беда стране, где раб и льстец одни приближены к престолу» Академик Николай Петраков разглядел в поэте Пушкине талантливого политолога и глубокого государственника

Интервью «Литературной газете»

В канун 206-го дня рождения Александра Сергеевича Пушкина в издательстве «Экономика» выходит книга директора Института проблем рынка РАН, академика Николая Петракова. Она называется «Александр Пушкин: загадка ухода». Еще до выхода в свет книга вызвала споры в среде ученых-пушкинистов. Этому есть объяснение: академик Петраков сделал попытку взглянуть на многогранную деятельность великого поэта под необычным углом зрения: он провел любопытные исторические параллели с новейшей историей России.

– Николай Яковлевич, пушкинисты-филологи наверняка с ревностью отнесутся к вашей трактовке Пушкина как исторической фигуры. Все-таки, согласитесь, известные ученые-экономисты не часто посвящают свои исследования творчеству поэтов. Судя по всему, у вас для этого имелись веские причины?

– Дело в том, что Пушкин в трактовке наших пушкинистов мне был совершенно непонятен. Социально-политические воззрения «умнейшего человека России», начиная со школьных учебников и заканчивая академическими научными трудами, освещали и интерпретировали в основном филологи. На мой взгляд, тема Пушкина как крупного мыслителя и политолога, обладавшего к тому же и поэтическим даром, практически выпала из серьезного рассмотрения. Говорю это не в упрек уважаемым мною коллегам-языковедам. Так уж объективно получилось, что мощный гений художественного творчества Пушкина отодвинул в тень его интереснейшие соображения о государственном устройстве страны, соотношении проблем национального самосознания и конвергенции российской и западноевропейских культур. Эти грани пушкинского гения незаслуженно обойдены вниманием исследователей. На самом же деле именно в них заключается разгадка пушкинского феномена. Думаю, не будь Пушкина-государственника, и его литературные шедевры не пережили бы века.

– За этими размышлениями так и угадывается представитель точных наук, привыкший во всех событиях устанавливать причинно-следственную связь. Но позвольте: какой же Пушкин государственник и державник, когда он, выражаясь нынешним сленгом, призывал почти что «оранжевую революцию»: «Россия вспрянет ото сна, и на обломках самовластья напишут наши имена»?

– В том-то и беда, что зачастую исключительно на основании цитирования тех или иных фрагментов стихов или эпиграмм Пушкина относят то к либералам, то к монархистам, а иногда и к радикалам-революционерам. Если идти этим путем, политические и социальные взгляды Пушкина могут показаться сумбурными и эклектичными. Он и свободу воспевал, и тиранов проклинал, и подавление польского восстания горячо приветствовал, и горевал, что «геральдического льва демократическим копытом теперь лягает и осел». На самом деле отношения Пушкина с властью определялись не личными мотивами и конъюнктурными соображениями, а принципиальными воззрениями на политическое устройство в Российском государстве. Вспомнить, например, что, когда личные отношения Пушкина с Николаем I были натянуты до предела, поэт поддержал царя по вопросу о принятии манифеста о Почетном гражданстве. По убеждению Александра Сергеевича, этот манифест был полезным законодательным документом, поскольку исправлял ошибку Петра Великого, который ввел в свое время консервативную Табель о рангах.